– Ты не понял, – вдруг совершенно спокойно произнес Зингершульцо, резко остановившись перед магом и прекратив корчить рожи. – Гнусностью и пакостью завоняло, маленькими хитренькими интрижками, прикрытыми красивыми словами о долге. Лично я такое терпеть не намерен, а ты как хочешь!
– Как ты смеешь, недомерок?! – закричала графиня, одарив Пархавиэля гневным взглядом и грозным боевым оскалом. – Еще никто не осмеливался…
– А мне плевать, – грубо перебил Зингершульцо графиню, – чего кто-то там осмеливался, а чего нет! Я говорю, что вижу, а вижу я поведение, недостойное вожака, командира, который не только за себя, но и за бойцов своих в ответе должен быть. Ты что думаешь, не видно, как девка потом покрывается, за тебя пашет и людьми, то есть вампирами за тебя управляет?! За это ты ее и ненавидишь, поэтому и боишься, а тут повод удобный представился…
– Заткнись! – взревела Самбина и хотела кинуться на гнома.
Однако Пархавиэль предугадал позыв души вампирши и высоко занес над головою секиру. Мортас тут же вмешался, склоки ослабляли отряд, который и так был слишком мал.
– Ты же знаешь, он прав, – произнес юноша, заслонивший своею спиною гнома.
– Не лезь не в свое дело! – прошипела разозленная дерзкими словами графиня.
– А я и не лезу, – равнодушно пожал плечами Мортас, – только гнома тебе тронуть не дам. Мартин, ты уж меня извини, но я внизу останусь, надо тылы прикрыть!
– Нет, ты пойдешь со мной, – прошипела Самбина уже менее грозно, но по-прежнему настойчиво. Графиню начинала бить нервная дрожь. – Я не вправе вмешиваться в чужие дела, но своим мечом могу распоряжаться, как захочу. Не могу я на убой оставить ни людей, ни вампиров!
– И я, – прозвучал из-за спины юноши голос гнома.
– И я, – уверенно произнесла Флейта.
– Да вы что, с ума посходили, или испарения ядовитые на ваши мозги так подействовали?! – пытался навести порядок маг. – Вы все со мной пойдете, вы мне наверху нужны!
– Плевать! – не сговариваясь, произнесла хором троица бунтарей.
– Отставить! – гулко разнеслось вдруг под высокими сводами.
Вступивший в разговор Тальберт добавил к армейской команде еще парочку нецензурных выражений, подчеркивающих его серьезный настрой и нелестно характеризующих мыслительные способности бузотеров.
– Маг прав, вы нужны наверху, – уже спокойно резюмировал пылкие высказывания полковник, а затем, к всеобщему удивлению, добавил: – Останусь я!
Внезапно повеяло холодом, облепленные зеленой слизью стены стали казаться намного сырее и омерзительнее, когда отряд скрылся в темноте последнего коридора, ведущего к свету, ведущего к Храму. Тальберту стало не по себе, по спине пробежали мурашки – первые симптомы неуверенности и страха, так часто посещающие воинов перед сражением. Возраст и опыт бойцов не имеют значения, со страхом борются все, только ветераны более умело скрывают озноб, бегущий по коже, и дрожь в коленях.
Полковник вздохнул и украдкой, чтобы не привлекать внимания, осмотрел лица новых соратников. Вампиры они и есть вампиры: холодный взгляд, клыки, одинаковое выражение лиц и надменный изгиб губ. Тальберт не знал, кого стоило опасаться больше – то ли утративших человеческий образ врагов, пока спящих в недрах туннелей, то ли своих новых союзников, которые в любую минуту могли расправиться с ним. В сложившейся ситуации винить было некого, кроме себя. Полковник не смог найти компромисса со своей совестью и промолчать, теперь же он должен был расплачиваться за это.
– Не бойся, не тронем! – Форквут неожиданно появилась за спиной и положила на плечо солдата холодную мокрую руку.
– Пока не тронете, – произнес Тальберт, поворачиваясь к вампирше лицом, – пока я вам нужен, а там… не уверен.
– Не волнуйся по пустякам. – Каталина едва заметно улыбнулась и поправила упавшую на лоб прядь вьющихся волос. – Гномик правильно сказал, умный он, смышленый, Самбина от меня избавиться решила, поэтому и в отряд смертников только верных мне вампиров определила, чтоб сразу от всех одним махом избавиться. Никто тебя до схватки не тронет, а „после“ не будет, мы умрем вместе, человек!
– Вот незадача, а я еще пожить собирался!
Каталина с удивлением посмотрела на собеседника. Человек был или безнадежно глуп, что как-то не вязалось со сложившимся о нем представлением, или у него был в запасе хитрый план спасения. У Форквут появилась надежда, в глазах заплясали веселые огоньки, а с уст слетело всего одного слово:
– Говори!
– Как ты, наверное, понимаешь, я остался здесь только ради своих друзей, которым нужно прикрыть тыл. До вампирских шкур мне дела нет, – бойко начал излагать свою жизненную позицию Тальберт. – Для меня вы мерзкие кровососущие твари, паразиты, живущие за чужой счет!
– Без лирики, к делу, полковник, к делу! – торопила Форквут, чувствуя приближение беды. – А дело так выглядит: если мы сейчас по ответвлениям шарахаться будем, то только сами погибнем и остальных наверху погубим. Норик пошлет зов, и те твари, до которых мы добраться не успеем, тут же наверх кинутся, а по дороге и нас дружною толпою задавят. Были бы у нас часа три-четыре, может быть, коллекторы и очистили бы, а я боюсь, что более получаса у нас не осталось!
– Что предлагаешь?! Не тяни! – Каталина не стала спорить, она интуитивно чувствовала в мужчине силу, интеллект и многолетний опыт боев, поэтому и не собиралась оспаривать его решений.
– Скажи, а вампиры не боятся воды?
– Боязнь воды, это что-то новенькое! – нервно рассмеялась Форквут, поражаясь про себя способности людей придумывать всякие небылицы, вместо того чтобы попытаться понять истинную природу вещей.
– Вот и отлично, – обрадовался Тальберт. – Невдалеке отсюда есть затопленный проход. Так же как и в основном стволе, там нет врагов, но зато под водой куча полезных вещей, тяжелых и громоздких: балки, телеги, инвентарь. Во время потопа или обвала люди спасаются сами, а снаряжение, как правило, остается…
– Ясно, – усмехнулась Форквут и, окрыленная надеждой, принялась бойко отдавать распоряжения.
Наполовину сгнившие дубовые столы и бревна, крепежные сваи и шахтерские тачки появлялись из воды с завидной быстротой и уже через десять минут после начала работ загородили ведущий наверх проход. Непривычные к физическому труду вампиры обладали по природе своей огромной силой и легко перетаскивали в одиночку тяжелые предметы, которые люди смогли бы поднять лишь втроем-вчетвером. Работа кипела, в который раз Тальберт убедился, что желание выжить – лучший стимул для сотворения чудес. – Внушительно выглядит, – оценила почти законченную работу подошедшая к полковнику Форквут, – жаль только, что дольше четверти часа не продержится. Разметают, сомнут!
