И подозрительно.
Подозрительно было и то, что Рыжов не выходил на связь, и Тандаджи, поколебавшись, приказал открыть телепорт в Теранови, и через пару минут уже ступал по брусчатке в сверкающем инеем городке. Можно было бы отрядить на проверку кого-то из подчиненных, но ситуация была критической, и оперативнее всего сработать мог он сам. Тидусс издалека увидел, как взмывает над городком белый дракон, и направлялся он не в стороны гор — в сторону столицы. Ускорил шаг, хотя отсюда до Иоаннесбурга было больше тысячи километров, и времени подготовиться должно было быть достаточно. И застал на площади толпу народа, оживленно обсуждающего прилет принцессы. И валяющегося без сознания капитана Рыжова, над которым с причитаниями «Вася, Вася!» хлопотала женщина.
— Что с ним? — спросил начальник разведуправления у мэра, который чуть не подпрыгнул, увидев рядом сурового тидусса.
— Так, дракон его придушил малость, — охотно объяснил уже отошедший от недавнего испуга Трайтис. — Письмецо прочитал и придушил. За жену свою, сказал. Если б я знал, я бы не отдавал…
— Как звали дракона? — холодно уточнил Тандаджи, хотя ответ уже знал. Присел рядом с бледным Рыжовым — на его шее наливался лиловым отпечаток большой ладони. Пощупал пульс, оттеснив возмущенно засопевшую женщину, оттянул веки и посмотрел на зрачки. Народ столпился вокруг, с интересом наблюдая за очередным развлечением.
— Четери, — сказал мэр. — Сердитый такой. Неужели, господин Тандаджи, действительно жену его умыкнули?
— Это конфиденциальная информация, господин Трайтис.
— Конечно-конечно, — понимающе закивал мэр. — Парня-то, того, заберете?
— Придет в себя — сам вернется. Пусть виталист его осмотрит, — распорядился тидусс, вставая и собираясь уходить.
— А, может, — неуверенно предложил почтенный глава города, с сомнением и тихо, — пообедаете с нами? Колобков поедите?
— Рыжова колобками накормите, — без улыбки произнес Тандаджи. — Напоследок.
— Не наказывайте его, — серьезно попросила черноволосая фигуристая горожанка и осеклась, наткнувшись на равнодушный взгляд начальника разведуправления.
— У нас цивилизованная страна, госпожа, — сказал он почти любезно, — поэтому то, что я хотел бы с ним сделать, даже в отношении детей применять запрещено.
И он, положив ладонь на ремень, вдруг подмигнул мальчишке, выглядывающему из-за спины заботливой терановийки. Попрощался и торопливо ушел по скрипящему тонкому снежку. Нужно было срочно исправлять собственный промах. Рыжова по факту винить было не в чем — он выполнял приказ, да и никогда не отличался особой дисциплинированностью и оперативным мышлением. Для этого нужен был опыт, а в Управлении капитан служил всего год, да и возраст был самый безалаберный — 27 лет. Зато мог уболтать кого угодно, легко подстраивался под собеседника и выдавал массу оригинальных идей.
Собственно, если кого и нужно было бы выпороть, то самого себя. Кто бы мог подумать, что если драконы и решатся вернуть принцессу — во что сам Тандаджи не верил — они принесут ее не во дворец, желая заодно выторговать себе какие-нибудь преференции, а высадят в этом богами забытом городишке?
«Ты, — ответил он себе, — ты должен был об этом подумать».
— Игорь, — проговорил он в телефон, широким шагом направляясь к телепорту, — как там Тротт?
— Медленно, но работает, — довольно отозвался Стрелковский, — закончит, начнем допрос. Потом у него на очереди студенты.
— Как закончит со следующим, отведи его в лазарет, к Никольской. Что хочешь обещай, но убеди посмотреть. Нужно, чтобы она пришла в себя.
— Проблемы, Майло? — тут же насторожился Игорь Иванович.
— Потом, — торопливо ответил Тандаджи, — все потом.
Вчера он довольно нелестно отозвался об инляндце, сухо сообщившем, что выделить время сможет только в воскресенье, а сегодня оказалось, что это очень кстати.
Тандаджи шагнул в телепорт, и тут же, по пути в Зеленое крыло, развил бурную деятельность. Охране дворца было приказано при появлении красноволосого мужчины отнестись корректно, не применять силу даже при агрессивном настрое, предложить пройти к нему, к Тандаджи, для разговора. В пункте наблюдения, куда на мониторы выводились изображения со всех камер дворцового комплекса, расположились дополнительные наблюдающие. К родителям Никольской были посланы агенты-женщины, на случай, если дракон решит для начала заглянуть к ним. Охрана входов в лазарет была усилена — тидусс не знал, известно ли крылатому мстителю, где расположена лечебница, но так некстати уснувшая пособница драконов не зря просиживала в библиотеке. Был среди заказанных ею книг и том с историей и планом дворцового комплекса, так что вполне могли узнать и запомнить. Идеально было бы установить на больницу щиты — но для этого не было времени. Дворец защищен — и хорошо.
На всякий неприятный случай на крыше резиденции Рудлогов разместился отряд, вооруженный гранатометами, с выходного были вызваны гвардейские боевые маги и маги Управления, и территория перешла на осадное положение.
Через час в кабинете появился понурый Рыжов, сипящий и готовящийся каяться, но начальник отмахнулся от него и велел идти к штатному виталисту, а потом домой, приходить в себя. Не до него сейчас было. Дворец замер в ожидании прилета дракона. А Тандаджи ждал, пока лорд Тротт снимет блок с очередного заговорщика и, кривясь, прикидывал, какова скорость у крылатых ящеров и через какое примерно время он сможет появиться здесь. И, раз он может становиться невидимым, может ли он атаковать в таком состоянии? Потому что если дракон начнет рвать людей вместо разговоров, ничего не останется, как применить силу.
Четери, поднявшись в небо, полетел, ускоряясь, в сторону Иоаннесбурга. Он не был в таком бешенстве уже давно, очень давно, со времен юности, когда его учитель еще не обучил его, что из двух равных соперников проигрывает тот, кто проиграл своим эмоциям. И старался успокоиться, и не мог. Нация ублюдков, воюющих с женщинами. Рудлог за пятьсот лет не изменился.
Но холодный воздух и скорость помогли ему сосредоточиться, упаковать ярость в панцирь, отделить от себя — иначе рухнул бы, не справившись с полетом. Если бы Чет мог размышлять, несясь с неподвластной простому дракону быстротой, он бы понял, что изрядную долю в его злости составляет чувство вины. Вины мужчины, оставившего свою женщину наедине с врагом.
Света, Светочка, девушка, подарившая ему тепло и спокойствие. Постоянно мерзнущая, но при этом ухитряющаяся разогревать его кровь до кипящего нетерпения. Совсем не смелая — что она может противопоставить тем, кто хочет и умеет спрашивать? И сейчас она в лазарете. Почему? Ее допрашивали? Пытали?