— Сестра Текла донесла о вашем недопустимом, возмутительном поведении. Признаете ли вы обвинение старшей сестры в том, что вчера вечером были пьяны?
— Признаю, — виновато отозвалась Ника.
— Признаете вы также, обвинение старшей сестры в том, что поносили ее бранными словами?
— Признаю
— Вы сами слышите, что ослушница признается во всех своих мерзостных проступках, - ввернула сестра Текла.
— Мы вынуждены просить вас, оставить нашу обитель, — строго произнесла мать Петра, не обратив внимание на праведный гнев сестры кастелянши.
Ника поклонилась и повернулась, чтобы уйти под удовлетворенный, торжествующий взгляд сестры Теклы.
— Разве я вас отпускала? - рассердилась настоятельница.
— Нет, матушка, но…
— Ко всему прочему, в тебе нет ни капли здравого смысла. Почему ты ничего не говоришь в свое оправдание?
— Потому что, мне нечего сказать, — прошептала Ника.
— Она сама, слышите… - ликуя, воскликнула Текла.
— Прошу вас, сестра… - прервала ее настоятельница и снова повернулась к Нике. — Сестра Бети рассказала, что вчера поздним часом, ты появилась на кухне в ужасном состоянии. Она сказала, что ты выглядела так, будто вот-вот лишишься рассудка и только вино помогло тебе прийти в себя. Так ли это было? Отвечай!
— Да, матушка
Настоятельница вздохнула с явным облегчением.
— Что напугало тебя так, милая?
Но ее смягчившийся, по отношению к ослушнице, тон, очень не понравился Текле.
— Что бы ее ни напугало, она не должна была вести себя со мной, старшей сестрой обители, подобным образом.
Мать Петра жестом призвала ее к молчанию, не спуская внимательных глаз с Ники.
— Что напугало тебя? - настойчиво спросила она.
— Я… - Ника облизала пересохшие губы. — Я шла по кладбищу в темноте и… меня напугал крик совы, матушка.
— Откуда ты возвращалась? - настойчиво допытывалась настоятельница.
До Ника вдруг дошло куда она клонит и подняв голову, открыто посмотрела ей в лицо. Мать Петра все знала и ждала лишь произнесенных вслух слов признания. Однако, для Ники было ясно и то, что она не сдаст эту стерву Режину, а разберется с ней сама.
— Ты ведь была в скриптории? - подбодрила настоятельница Нику решив, что та боится говорить о Режине.
— Да
Настоятельница оживилась, а кастелянша сникла, прижалась к стене и украдкой сотворила оберегающий знак.
— Это был час, когда ты находилась в скриптории. Это, Режина? - прямо спросила настоятельница. — Что она сделала тебе?
— Ничего
Мать Петра с надменной улыбкой рассматривала Нику.
— А ведь тебе придется еще не раз пойти в скрипторий.
От этого напоминания Нику слегка затошнило.
— И что? - от того, несколько грубо, спросила она и тут же поспешно исправилась, упавшим голосом выдавив “Да”: только такого ответа требовал устав обители от послушниц.
Мать Петра прошлась по кабинету, потирая сухие ладони.
— Мы не будем принимать слишком поспешное решение, попросив тебя покинуть нашу обитель. Не правда ли, сестра Текла?
С испуганными глазами, с расслабленным ртом и от того с еще больше обвисшими щеками, сестра Текла закивала головой, поспешно соглашаясь с настоятельницей.
— Но и оставить без последствий твой проступок мы не можем. Твое поведение, по отношению к старшей сестре, было недопустимым.
— Простите меня, сестра Текла, — поклонилась Ника в сторону кастелянши.
Но та даже не взглянула в ее сторону.
— Мы накладываем на тебя урок. Сразу же, выйдя отсюда, ты отправишься с кружкой для подаяния в деревню, где целый день будешь собирать милостыню. В обитель вернешься к вечерней службе, что бы поспеть в скрипторий.
Ника поклонилась и выходя от настоятельницы, услышала прерывающийся шепот Теклы:
— Не слишком ли суровое наказание вы наложили на нее?
Светлое, чистое утро обещало ясный, погожий день. На небе не видно ни облачка, а солнце уже грело вовсю. В мрачной темноте сводчатой галереи, Нику ждала послушница, приходившая за ней от настоятельницы. В руках она держала дорожный посох и помятую жестяную кружку для подаяния и когда Ника остановилась возле нее, молча передала, все это, ей. Из под сумрака галереи Ника вышла на чисто выметенный монастырский двор. У трапезной сыпала птицам, оставшиеся от завтрака, хлебные крошки, сестра Бети. На скамье, у ворот, сидела Терезия, следя за приближением своей подопечной с напряженным вниманием.
— Судя по тому, что на тебя наложен нелегкий урок, тебя, благодарение Вседержителю, все же не прогнали из обители, — сказала она, как только Ника подошла к ней.
— Нет. Не прогнали
— Уф, — с облегчением вздохнула сестра Терезия. — Я горячо молилась Вседержителю о том, чтобы с тобой обошлись милосердно.
— Я этого не заслужила, честно…
— Послушай, - прервала ее Терезия, — не пытайся сохранить подаяние. Приноси то, что получишь.
— Почему?
— Ты сама поймешь, почему? А теперь отправляйся. Да хранит тебя Вседержитель, — благословила ее сестра Терезия.
Сестра привратница объяснила ей, что дорога ведет прямо в деревню и, что войдя в нее Ника должна будет встать с кружкой на деревенской площади, напротив гостиницы. Что ж, во всяком случае, все это казалось вполне безобидным, по сравнению с ее вечерним визитом в скрипторий… Может, ей вообще не возвращаться в монастырь, а заночевать у добрых людей в деревне, где нибудь на сеновале. Малодушно думая об этом пути отступления, Ника шагала по дороге, взбивая сандалиями дорожную пыль. На ее поясе болталась кружка, а ладонь сжимала, отполированный сотней рук монахинь, посох. Она вдыхала лесной воздух. Вокруг стоял лес, что теряя листву, становился все прозрачнее.
Деревня к которой она подходила была большой и зажиточной. Некоторые дома даже оказались крыты деревянной черепицей, а не соломой и, судя по трубам дымоходов в них находился закрытый очаг или камин. Каждый дом окружал сад, а ветки яблонь, еще гнущихся под обилием плодов, поддерживали подпорки. Под ними стояли полные корзины с раскатившимися вокруг них яблоками. С огородов уже была собрана большая часть урожая. Пахло скошенной травой. Стоявшие у колодца деревенские кумушки враз умолкли, когда мимо них прошагала Ника и ответив на ее поклон, вновь зашушукались за ее спиной. Навстречу с гоготом, переваливалась стайка гусей, которую гнал перед собой хворостиной мальчишка лет шести. Ника вышла на небольшую площадь, что раскинулась между двухэтажной гостиницей и таверной, а между ними высилась статуя святого Асклепия с посохом и чашей в руках. “Отлично! - приободрилась Ника — По крайне мере, у меня имеется товарищ по несчастью в лице самого святого”. Положив посох к ногам, Ника отвязала кружку от пояса и взяв ее в руку, замерла на месте. “Вот ты уже и побираться начала, Караваева. Что же будет дальше?”. На подаяния здесь действительно не скупились и к обеду ее кружка была наполнена до половины мелкой монетой. Ника оставалась на ногах сколько сколько могла, потом присела на нагретое солнцем каменное подножие статуи. Она развлекала себя тем, что рассматривала гостиницу, трактир и прохожих, спешащих по своим делам и не обращавших на нее внимания. Жители этой деревни, соседствующей с монастырем уже привыкли к монахиням, стоящих у статуи почитаемого ими святого, как к неотъемлемому виду.
