Кайсен смотрел с вопросом. Он словно не расслышал меня.
– В тот момент, когда вы сложите с себя полномочия, шестое сословие будет упразднено, – ровно произнес я. – Вы предоставите полную информацию о своих бывших подчиненных, князь. Из них будут сформированы отдельные армейские подразделения.
Теней будто подбросило. Данва, белая как мел, вцепилась пальцами в плечи. Ларра обреченно прикрыл глаза – он сожалел о товарищах, но за себя явно не боялся. Анартаи покосился на него, точно ища поддержки, и нервно облизнул губы.
Аргитаи просветлел лицом. Черты Онго озарились хищной улыбкой: армейские подразделения, будь они хоть сто раз отдельными, безусловно подчинялись главнокомандующему, генерал получал в свое распоряжение огромное количество высококлассного пушечного мяса. Помнится, он хотел выжечь «скорпионник», но, думаю, мое решение понравилось ему больше.
Кайсен медленно осознавал, что именно ему предложили.
Спустя много десятилетий услышав свое настоящее имя из чужих уст – из уст императора, – он на мгновение утратил способность рассуждать здраво. К счастью для себя, дара речи он тоже лишился и не успел сказать необдуманных слов.
Можно убить змею. Можно надломить ей хребет и продолжать пользоваться ее ядом.
Изначально я рассчитывал на первое, но, узнав от Итаяса, какое решение примет Кайсен, решил, что второе, пожалуй, дальновиднее.
Великая Тень стиснул пальцы на набалдашнике трости.
Ларра и Анартаи обменялись короткими взглядами.
...ему почти восемьдесят лет. Ему не так долго осталось жить. Дворяне не примут его в свой круг. Пусть предательство для тени – деяние обыденное и непредосудительное, но такого предательства даже бесфамильные не могут вообразить. Целое сословие, целая армия, потаенная империя – сотни тысяч людей будут обречены на жалкую и мерзкую смерть. Пожалуй, старый князь Улентари проживет меньше, чем мог бы, и проживет изгнанником, ненавидимым и презираемым всеми. Такова цена Уленакесты.
– Вы жестоки, государь... – свистящим шепотом сказал господин Кайсен.
А Андро Улентари улыбнулся – растерянной, беспомощной улыбкой.
– Я четвертый сын в побочной ветви, – проговорил он. Княжеская гордость прозвучала в этих словах. Андро всегда помнил, кто он такой. – Я никогда не мог рассчитывать на княжеский стол. Я благодарю вас за эту великую честь, государь. Но я не имею прав на Уленакесту. Я стар. Дозвольте мне прожить остаток жизни в том сословии, которому я обязан всем.
Эрдрейари с видимым разочарованием уставился в окно. Я сдержал улыбку: Онго не был искренним в своем цинизме. Дворянин, пусть нетитулованный, он хорошо понимал, что значит род, и еще лучше – что значит долг. Верность, не поддержанная приказом чести, стократ тяжелей для души.
Эррет беззвучно вздохнула.
Я мог повторить, что на князе Сандо дом Улентари закончится. Но было немилосердно напоминать старику, что он выбрал между смертью мечты и смертью родины.
– Дозволяю, – ответил я, – Великая Тень.
* * *
Солнце светило теперь прямо в окно, слепя глаза. Онго небрежно задернул занавеску. Косой луч, словно рука, протянулся к полу. Рассыпали радужные блики бриллианты в короне Державы, светилось несчетное золото – погоны и шитье гвардейских мундиров, инкрустации и перстни Эрдрейари, рамы картин и тиснение на обоях. Кайсен стоял, внимательно разглядывая набалдашник трости. Наконец он поклонился, сказав:
– Я готов исполнять свои обязанности.
Я кивнул и сел.
– Господин Ларра, – сказал я, – коли уж вы здесь, доложите нам, что происходит в ставке Лиринии.
Седовласый доктор скорбно сжал губы.
– Ее высочество отослала меня в Ройст, – сказал он. – К счастью, отъезд должен был состояться только сегодня вечером, и я успел исполнить ваш приказ.
– Какова причина ее недоверия?
– Я слишком достоверно исполнял роль доктора Тайви. Я высказывался о том, что уничтожать гражданское население Ожерелья ради войны с Уаррой бесчеловечно...
Я приподнял бровь в легком недоумении. «Благородно, – пришло мне в голову, – но какой в этом смысл? От высшей тени нельзя ожидать беспредметного человеколюбия».
Кайсен усмехнулся.
– Какой способ провокации ты предлагал альтернативой, Ларра? – скрипуче спросил он.
– Высшее лето начинается с вторжения Воина Бездны. Я предлагал выманить из Лациат Цай-Цей. С появлением «Серебряных знамен» Ожерелье фактически признало, что находится в союзе с Уаррой, и Аллендор сможет объявить Рескидде войну как сателлиту Бездны.
– И перспектива открытия Истока не испугает Ройст? – вслух подумал я. Я забыл, что из присутствующих разве только Итаяс знает о замыслах правителей Рескидды. В комнате повис потрясенный вздох, крест-накрест пронеслись многозначительные взгляды. Онго задумчиво потер инкрустацию на щеке.
– Полагаю, нет, – совершенно спокойно ответил Ларра. – Аллендор рассчитывает на Башню Выси.
– Какое отношение Аллендор имеет к Башне? – спросил Онго.
– Эррет, что задумал Каэтан? – спросил я.
Эрдрейари быстро перевел взгляд на меня. Рука Державы опустилась на эфес моего фамильного меча, лицо ее стало непроницаемым. Она помолчала, а потом проговорила раздельно и четко, словно произнося приговор:
– Каэтан мертв.
Я онемел. Онго приподнялся, глаза мертвеца расширились так, что открылись темно-желтые белки. Гвардейцы на миг утратили уставную невозмутимость и с ужасом уставились на Державу. Та застыла в каменной неподвижности; углы ее рта опустились, и Эррет стала похожа на изваяние Уллейрат в храмовом комплексе. Древние рескидди любили свою богиню войны, статуи изображали ее прекрасной...
– Что?.. – беззвучно уронил Аргитаи – и вновь повисла тяжкая, неподъемная тишина.
Я пытался собраться с мыслями. «Каэтан вечен, – думал я, – все мы привыкли к мысли, что Каэтан вечен. Он – одна из главных фигур. Но он тоже игровая фигура, порождение Немилостивой Матери. Маршал Далан докладывала, что Башня Выси пробудилась. Мы решили, что Каэтан вернулся. Мне уже приходила мысль, что заменить могут фигуры Выси, а не Бездны. Фигуру действительно заменили. Не ту, что можно было ожидать. Это... это, пожалуй, понятно. Это игра...»
Эррет стояла как неживая. Прямодушная Уллейрат побеждала в боях, но была беспомощна перед коварством Ордузет, верховной богини...
«Что происходит? Что теперь делать?» – во мне нарастал ужас. Я чувствовал, что теряю самообладание, и от этого становилось еще страшнее. Знаки на лице горели так, словно мне живому прорезали кожу инкрустациями. Дворяне и тени, люди первого и шестого сословий, смотрели на меня, ожидая решений и приказов, – а я не знал, как поступить. Кто из великих людей прошлого на моем месте знал бы?!
