— Пока ничего не думаю, — откровенно призналась старшая. — Просто преследуем человека и вонючку. Никто из первородных за вонючек там бы не вписался, ещё и против двух магов. А человек всё же маловероятен — ну с чего ему собственного мага глушить? Так что, пока теряюсь в догадках.
— Так давай догоним — и посмотрим? — Ча, проглотив энергетическую пилюлю, буквально пританцовывала на месте от избытка сил.
— Погоди, дай подумаю. — Осадила не в меру ретивую подчинённую Ло. — Давай заново… значит, человеческий маг с ним говорил, как со своим; и искренне за своего его считал.
— То, что на Всеобщем говорили — не показатель, — согласился Ри. — Если хуманы из разных народов, вполне могут и Всеобщий между собой использовать. Я сталкивался.
— Я тоже… Но когда нашего мага убили, и заряд амулета стал быстро истощаться, был вот какой интересный разговор… — она кивнула ему повторно, и выпускник университета снова активировал записанный амулетом звук.
— Может, какой-то орочий шаман? — предположил другой подчиненный. — Который каким-то образом умеет притворяться человеком?
Предположение было не лишено логики. Последовавший за убийством наёмников и магов разговор двоих, часть которого абсолютно случайно оказалась записанной эльфийским техническим новшеством, явно шел между двумя собеседниками на ork’sha.
К сожалению, эльфы не знали этого языка и, как следствие, сказанного не понимали. Но то, что ork’sha был родным для обоих говоривших, их уши хорошо слышали.
Ло помнила уроки сравнительной анатомии: эльфы не обладали некоторыми возможностями народа орков в части острого зрения и сверхчувствительного слуха, но зато очень хорошо слышали абсолютно любую мелодию и мелодику.
Когда разумный говорит на чужом языке, эльфу это очень хорошо слышно, даже если он сам этого языка и не знает.
Вот разговаривавший с женщиной-орчанкой самец язык ork’sha явно знал на уровне собственного родного.
— Кстати, вонючка ещё сильнее хромать стала! — громко сообщила Ча, из-за прилива сил отбежавшая вперёд и что-то исследовавшая в примятой ею же траве. — Есть мнение, что стоит поторопиться! Догоняем!
— Вперёд. — Коротко кивнула Ло.
Кажется, я начинаю проникаться невольным уважением к органам чувств своей попутчицы.
Это, конечно, смешно для любого человека — но через пяток километров даже мне кажется, что я улавливаю витающие в воздухе шумы.
Повинуясь необъяснимым ощущениям, темп держу для своего нынешнего состояния максимальный. Сам не знаю, почему.
Асем, предающаяся созерцанию окрестностей с моей шеи, кажется, никаких неудобств не испытывает: она то вертит головой по сторонам, то что-то напевает; в общем, чувствует себя так, как если бы ехала верхом на лошади.
М-да. Смешно.
— СТОЙ. — Тихонько командует она, после чего плавно спрыгивает на землю прямо с моей спины. — Вон, смотри!
Из-за небольшого взгорка, в поле нашего зрения по одному появляются кони.
— Айгыр… айгыр… айгыр… — бормочет она себе под нос что-то, полностью поглощённая наблюдением за животными. — Они на водопой идут! — спохватывается, наконец, она шёпотом. — Стреножены по-тупому, вон, видишь?! Чужими руками!
В порыве эмоций, она весьма ощутимо для девочки сжимает моё предплечье.
— Я в этом не понимаю, — честно отвечаю. — С конями раньше дела почти не имел.
— Ну да, ты же хуман, — чуть разочаровано вздыхает она. Затем, правда, снова воодушевляется. — В общем, я знаю, чьего рода это кони! Меня они точно послушают! — горячо шепчет она. — Надо только подобраться к ним поближе!
* * *
Увидев таких родных аргымаков во внезапно ставшей неприветливой и чужой Степи, она, вероятно, невольно утратила осторожность.
Только этим и объясняется то, что целым пятерым гномам удалось подойти к ним сбоку незамеченными.
В следующий момент, удивление Асем, несмотря на испуг, лишь усилилось: хуман по имени Вадим хохотнул, поднял ладонь навстречу тут же озадачившимся гномам и уверенно пошёл им навстречу:
— Guten Tag, Genossen! Ich habe eine Frage!
Глава 9
Тангред никогда не считал орков тупыми вонючками. Может быть, потому, что лично он ещё застал отношения «старого строя», когда конница орков была неуловима, непобедима (потому что пункт первый) и веками изводила соседей опустошающими набегами. Причём, доставалось от кочевников всем соседям подряд, на всех без исключения границах степного ландшафта — от горных южан, до лесных северян. Не говоря уже о западе и востоке.
Именно потому, получив непосильную задачу (имеющимся числом гномов охранять орочьи табуны, сгоняемые со всей Степи в одно место), гномий сотник поступил не по Уставу.
В отличие от остальных соплеменников, он предпочитал поклоняться личному опыту. Потому на орочьих коней банально наплевали, присматривая за ними издалека: тупые создания мощь в себе несли не в пример разуму, оттого и лягнуть могли насмерть, и укусом кости сломать, и много чего ещё.
Вместо того, чтоб обихаживать здоровенных коняг (а чего за ними ходить? Вода вон, трава тоже вон), сотня, рассыпавшись по берегу достаточно немаленькой степной реки, контролировала места водопоя. Куда эти самые кони вполне себе своим ходом регулярно приходили. Потому что больше было некуда.
Попутно, не были оставлены без гномьего наблюдения и наиболее удобные подходы как к воде, так и выходы на неширокое плато, на котором расположились походные шатры гномов.
От одного из выносных постов прозвучал условный свист, означавший, что к начальству со стороны реки следует пара чужаков; одна из них — женщина; серьёзного оружия при них нет либо такового в их руках можно не опасаться.
— Видимо, кто-то конями разжиться хочет, — довольно уронил Тангред Максу, старому товарищу тех же лет, что и он сам.
Друг выполнял, на общественных началах, роль счетовода при импровизированной интендантской команде.
— Угу. Посмотрим сейчас, кого там чёрт несёт.
Пожившие и повидавшие немало гномы были готовы ко всему, кроме того, что в следующий момент увидели и услышали.
Потупив голову, по извилистой тропе из-за холма к ним семенила девчонка-орчанка в рабском ошейнике.
Следом за ней шагал какой-то хуман, одетый в весьма странную одежду: куртка, штаны, ботинки на нём сделаны были явно руками гномов, на одной из новых мануфактур (ткань, окрас, промышленные швы, фурнитура, ещё кое-какие детали, только гномам и понятные). Но вот чей именно Дом шил такую справную одежонку, ни Тангред, ни Макс сходу сообразить не могли. Как и — а зачем она так странно выкрашена?
Вдобавок ко всему, человек наяривал на гномьей же (да) губной гармошке, гномью же песню (три раза да; чудны дела твои, господи).
— Ну и как тут не удивиться? — точно сформулировал обуревавшие обоих чувства расторопный Макс.
— Это ещё что за чудо природы? — поддакнул Тангред, изумлённый не менее товарища.
Песня, наигрываемая хуманом, была хоть и не самой сложной в исполнении, но и не самой простой явно. И пиликал он её далеко не первый раз.
Двух старослужащих жизни учить было не нужно. Едва переглянувшись, они тут же молча впились взглядами в крайне нетипичного в этих местах рабовладельца (да и в других местах, если честно, тоже нетипичного):
— Чего хотел? На Всеобщем не понимаем, — с сильным акцентом прошамкал Макс, противореча сам себе.
— Schade, — ответил человек. — Sprichst du deine Sprache dann?
— Да я уже и не удивлён особо, — брякнул невпопад на чистейшем Всеобщем Тангред товарищу. — Ладно, считай, что мы пошутить хотели. — Повернулся он к человеку. — Чего хотел, обезьяна?
