Задыхаясь, ремесленник упал перед входом и поскреб завесу.
Внутри прозвучал сухой кашель, голос проскрежетал: — Войди, смертный.
Мунаг вполз внутрь. Густой едкий дым атаковал его глаза, ноздри и горло, но после первого же вдоха легкие очистились от холодного напряжения. Склонив шею и потупив глаза, Мунаг стоял и ждал.
— Ты опоздал, — сказал бог, тяжко сопя при каждом вдохе.
— На пути были солдаты, господин…
— Они раскрыли тебя?
Мунаг улыбнулся грязному тростнику, набросанному на пол палатки. — Нет. Они обыскали мешок, как я и ожидал, но не меня самого.
Бог снова закашлялся, и Мунаг услышал, как по полу проскрежетала медная жаровня. На угли упали семена, дым загустел.
— Покажи.
Ремесленник сунул руку под изношенную тунику и вытащил пухлый пакет размером с книгу. Развернул, достал колоду деревянных карт. Не поднимая головы и жмуря глаза, Мунаг толкнул карты по направлению к богу, рассыпав их.
Дыхание бога прервалось, послышался тихий хруст. Голос раздался ближе. — Уродства?
— Да, господин. По одному на каждую, как вы повелели.
— Ах, это радует меня. Смертный, твое искусство непревзойденно. Поистине вот изображения боли и несовершенства. Они искажены, полны страдания. Они оскорбляют глаз и терзают сердце. Более того, я вижу в лицах застарелое одиночество. — В его голосе появилось холодное удовлетворение. — Ты изобразил свою собственную душу, смертный.
— Я познал в жизни мало счастья, хоз…
Бог сердито шикнул: — Не стоит ждать его. И в этой жизни, и в тысяче иных суждено тебе страдать, ожидая конечного спасения — если считать, что ты вообще сможешь выстрадать это спасение!
— Молю, чтобы страдание мое не прекращалось, хозяин, — едва вымолвил Мунаг.
— Ложь. Ты мечтаешь о комфорте и довольстве. Несешь золото, думая, что оно способно их даровать, собираешься торговать талантом для преумножения золота… Не отрицай этого, смертный. Я знаю твою душу — вижу ее алчность и страстность в этих картинках. Но не бойся, такие эмоции лишь смешат меня, ибо ведут они к отчаянию.
— Да, хозяин.
— А теперь Мунаг из Даруджистана, твоя плата…
Старик завопил, когда опухоли в паху охватил огонь. Скорчившись в агонии, он упал на грязный тростник.
Бог засмеялся. Жуткий смех перешел в тяжелый, нескончаемый, разрывающий легкие кашель.
Боль слабеет, сообразил Мунаг через несколько минут.
— Ты исцелен, смертный. Ты вознагражден еще несколькими годами жалкой жизни. Увы, раз совершенство для меня проклятие, оно должно радовать моих возлюбленных детей.
— Хо…хозяин, я не чувствую ног!
— Боюсь, они омертвели. Такова плата за исцеление. Кажется, искусник, тебе придется долго и мучительно ползти… куда бы ты там не собирался. Не упускай из виду, дитя, что ценен путь, а не его конечная цель. — Бог снова захохотал, вызвав новый приступ кашля.
Понимая, что его отсылают, Мунаг потащился наружу, вытянул непослушное тело за пределы палатки и упал, задыхаясь. Теперь боль охватила его душу. Он положил мешок вдоль тела, склонил на него голову. Столбики монет давили на покрытый потом лоб. — Моя награда, — прошептал он. — Благословенно касание Падшего. Веди меня, любимый хозяин, по тропе отчаяния, ибо я заслужил поглотить всю щедрость страданий мира сего…
Хриплый хохот Увечного Бога разорвал воздух над палаткой. — Возлюби этот миг, дорогой Мунаг! Твоя рука начала новую игру. От твоей руки содрогнется мир!
Мунаг сомкнул веки. — Моя награда…
* * *
Дымка долго еще смотрела вслед ушедшему ремесленнику. — Он не тот, — прошептала она, — кем хочет казаться.
— Никто из них не тот, — согласилась Хватка, дергая браслеты на плече. — Эта штука дьявольски тугая.
— Твоя рука, вероятно, загниет и отвалится, капрал.
Она поглядела на солдата выпученными глазами: — Ты думаешь, кольца прокляты?
Дымка пожала плечами: — На твоем месте я захотела бы, чтобы на них взглянул Быстрый Бен, и чем скорее тем лучше.
— Тоговы яйца, у тебя есть подозрения?
— При чем тут я, капрал? Это ты разжаловалась, что они тугие. Можешь снять?
— Нет, черт тебя дери.
— Ох. — Дымка отвернулась.
Хватка задумалась, не отвесить ли Дымке добрый тяжелый удар; но эта мысль приходила ей раз десять на дню с тех самых пор, как их поставили вдвоем на пост, и ей всегда удавалось сдерживаться. Три сотни консулов, чтобы купить ампутацию собственной руки. Чудесно.
— Мысли позитивно, капрал. Тебе будет о чем поговорить с Даджеком.
— Я тебя просто ненавижу, Дымка.
Та вежливо улыбнулась Хватке: — Значит, ты бросила камешек в мешок того старика, да?
— Да. Он был достаточно беспокоен, чтобы это заслужить. Он чертовски струхнул, когда я позвала его, точно?
Дымка кивнула.
— Тогда, — сказала Хватка, — Быстрый Бен его выследит…
— Если он не вытрясет свой мешок…
Капрал хрюкнула: — Он не так беспокоился о содержимом, как я ожидала. Нет, что бы его не тревожило, оно лежало под рубашкой. Кроме того, он распустит язык, добравшись до Крепи, и хождение контрабандистов по этой тропе сойдет на нет — ставлю жалование! Я забросила удочку, мол, лучше попытать удачу на Дивайд, где ты не охотишься за консулами.
Улыбка Дымки стала еще шире. — Хаос на перекрестках, а? Единственный хаос, с которым имеет там дело отряд Парана — это хранение конфискованного добра.
— Надо раздобыть еды — думаю, Морант будет точен, как всегда.
Через час после заката прибыл конвой Черных Морантов, плавно спускаясь на кворлах в круг ламп, вставленных Хваткой и Дымкой. Один из них нес пассажира, поспешно спрыгнувшего, как только шесть ног кворла коснулись каменистой почвы.
Хватка улыбнулась чертыхавшемуся мужчине. — Эй там, Быстрый…
Он повернулся к ней: — Чем вы тут, Худ побери, занимались, капрал?
Ее улыбка погасла. — Немногим, колдун. А что?
Тощий темный человек поглядел через плечо на Моранта, потом поспешил отойти к посту наблюдения. Он понизил голос: — Не надо запутывать дела, черт побери. Пролетая над холмами, я чуть не выпал из этого шишковатого седла — повсюду внизу открывались садки, сила сочилась изо всего… — Он смолк, подошел еще ближе, глаза его заблестели. — И из тебя тоже, Хватка…
— Ее наконец-то прокляли, — вставила Дымка.
Хватка метнула взгляд на подругу, вложив в голос столько сарказма, сколько смогла: — Как давно ты надеялась, Дымка? Ты лгала…
— Ты подхватила благословение от Властителя! — обвиняющее прошипел Быстрый Бен. — Идиотка! От кого, Хватка?
