Вопрос заключался в том, происходило ли все это в действительности или это было одно из тех видений, которое могло являться Людям Льда. Ведь все четверо, стоявшие у окна, были из рода Людей Льда!
Но нет, карета была вполне реальной.
— Пойдем, посмотрим, — упавшим голосом произнесла она.
Малыши тут же соскочили с подоконника и бросились к двери.
— Нет, вы не ходите! Оставайтесь здесь и ждите, а мы пойдем и узнаем, кто это прибыл.
Бросив на нее исподлобья сердитый взгляд, Ульвар ударил ее по коленке. Но Малин уже настолько привыкла к этому, что даже не обратила на него внимания. Она давно уже поняла, что не следует наказывать Ульвара, потому что тогда ненависть его многократно усиливается, и он становится смертельно опасным.
Она вместе с Хеннингом спустилась вниз по лестнице. Карета остановилась, один из мужчин спрыгнул с козел. Она увидела, что это священник.
Все хуже и хуже! Что это еще за похоронная процессия? И почему она оказалась здесь?
Женщина на козлах сидела тихо, отвернув голову, так что лица ее не было видно. Во всем ее облике чувствовалась вялость, покорность, смирение. Кучер тоже оставался сидеть на своем месте.
Священник направился им навстречу. Малин вдруг заметила, каким настороженным стал Хеннинг. «Бедный мальчик, — подумала она. — И зачем только этот священник привез сюда мертвеца?»
Но взгляд Хеннинга был прикован к женщине.
Малин ее не знала. Но она вообще мало кого знала в этом округе.
Она испуганно оглянулась на окно. Два маленьких носа с любопытством прижались к стеклу. Хорошо, что они в этот момент не натворили каких-нибудь пакостей.
Впрочем, Марко никогда этим не занимался. Он был послушным ребенком.
Издав приглушенный крик, Хеннинг бросился к карете. Священник тут же схватил его за руку.
— Спокойно, мальчик, — сказал он. — Ты Хеннинг, не так ли?
Мальчик только кивнул. Взгляд его не мог оторваться от женщины.
Наклонившись, священник произнес:
— Ты должен воспринимать все спокойно, Хеннинг, иначе ты можешь принести ей большой вред.
Да, ты не ошибся, мой мальчик, это твоя мать сидит там. Но она очень, очень больна…
У Малин дух перехватило от этих слов. Она тоже старалась, как могла, успокоить Хеннинга. Став позади него, она положила руки ему на плечи.
— Вы говорите по-датски? — спросила она, чувствуя, как бледнеет от волнения.
— Да, я приехал из Тистеда, что в Дании.
— А… его отец? — спросила она, кивком головы указывая на крышу кареты.
— Он не мертв, — сказал священник, заметив, как задрожал при этом Хеннинг. — Но я боюсь, что конец неизбежен.
Маленький Хеннинг стоял, не шелохнувшись, его самообладание было просто невероятным.
— Я спокоен теперь, — уверил он священника, хотя из глаз его катились слезы, — Могу я…
— Мы должны быть осторожны, — сказал священник. — Не подходи к своей матери, пока мы не спустим ее на землю. Малейшее волнение может стоить твоему отцу жизни. И, Хеннинг… будь готов к тому, что твоя мать не узнает тебя!
— Не… узнает меня?
— Она пребывает в шоковом состоянии с момента кораблекрушения.
Бедный Хеннинг! Как ему пережить все это? Ведь единственное, чего он хотел , это броситься в объятия своих найденных родителей и плакать от радости!
Только теперь Малин заметила, что на крыше кареты стоит не гроб, а что-то вроде ящика с высокими краями, в котором и лежал больной. Края были настолько высокими, что его самого не было видно.
Кучер помог женщине спуститься на землю. Малин никогда не видела Белинду, и теперь она произвела на нее впечатление очень уставшей и тронувшейся умом женщины, черты лица которой все еще сохраняли остатки прежней чистоты линий, хотя и преждевременно катастрофически состарившейся.
— Уйди куда-нибудь, Хеннинг, — сказал ему кучер. — А мы пока уведем ее в дом. Сначала нам нужно заняться твоим отцом. Если она закричит или еще как-то потревожит его, это будет означать для него конец.
— Чем он болен? — тихо спросила Малин.
— У него туберкулез. В последней стадии. И просто чудо, что он добрался сюда живым! Но мне кажется, ему нужно…
— Конечно, — торопливо ответила она. — Спасибо за все!
Она была так взволнованна, что вся дрожала. И еще труднее было Хеннингу, который спрятался за угол, пока священник и Малин уводили в дом ничего непонимающую Белинду.
На лестнице Белинда остановилась и оглянулась. Она открыла рот, чтобы сказать что-то, но священник опередил ее.
— Да, да, он тоже идет, мы сейчас перенесем его.
Малин заметила, что плачет. Ей приходилось то и дело вытирать набегавшие на глаза слезы. Вильяр и Белинда были живы! Но радостное известие превратилось в скорбную весть.
— Я по образованию диаконисса, — сказала она священнику, открывая дверь.
— Неужели? — с удивлением сказал он. — Одна датская диаконисса спасла им обоим жизнь. Но что это за жизнь! О, Господи! — испуганно произнес он, — мне показалось, что я увидел дьяволенка!
Малин совершенно забыла про мальчиков.
— Нет, это просто маленький Ульвар, — сказала она. — Просто у этого несчастного ребенка такая устрашающая внешность.
Мальчики снова исчезли на кухне, и взрослые привели Белинду в гостиную.
Несчастная женщина шла очень медленно. Ее взгляд беспомощно скользил по стенам и потолку. Она то и дело жалобно вздыхала.
— Думаю, она узнает этот дом, — шепотом произнес священник, обращаясь к остальным. Они усадили ее на стул.
— Может быть, сейчас, когда она одна, ей лучше будет встретиться с сыном? — предложила Малин.
— Да. Это будет лучше всего. Я попрошу кучера присмотреть за ее мужем, а сам приведу мальчика.
Хеннинг пришел вместе со священником. Малин заметила, что Белинда удивленно осматривает комнату, что руки ее теребят скатерть. И вот в комнату вошел ее сын…
Лицо его было искажено еле сдерживаемым плачем.
— Мама… — еле слышно пропищал он, неуверенно делая к ней шаг.
Она смотрела на него ничего не значащим взглядом.
— Я — Хеннинг, мама!
Медленно, медленно глаза ее посветлели. Губы ее задрожали, она протянула руку и коснулась его свитера.
Присутствующие не смели пошевелиться.
Белинда глубоко, прерывисто вздохнула. На ее усталом лице появился какой-то проблеск жизни, было заметно, что она ведет сама с собой какую-то борьбу, еще не осмеливаясь верить тому, что было у нее перед глазами. И когда она издала жалобный стон, самообладание Хеннинга лопнуло, он бросился к матери и зарыдал у нее на груди. Она обняла его и принялась качать из стороны в сторону, прижавшись щекой к его волосам, и из глаз ее неиссякаемым потоком полились слезы.
Священник повернулся к Малин.
