После этого эльф все взял в свои руки. Осторожно, аккуратно опрашивал, выведывал, узнавал, у кого неприятности и кто достаточно безмозгл, чтобы ввязаться, и одновременно достаточно хорошо разбирается в ритуальной магии. На вторую неделю поисков, узнав биографию чуть ли не половины адептов Академии, он по чистой случайности наткнулся на Ильдара. Тот как раз вернулся из дома, бесцельно бродил по парку, натыкаясь на деревья, и размышлял о болезни отца. Согласился он сразу, без раздумий, и к тому же удачно оказался некромантом. Почти месяц они разбирали записи, копались в теории, не вылезали из библиотеки, готовясь к ритуалу. Все мало-мальски значимые книги по демонам были в хранилище. Взять их, конечно, было можно, но список адептов, бравших их, мигом доставлялся к ректору. Но библиотекарши тоже живые люди, падкие на эльфов. Ритуал был почти готов. Оставалось только одно. Кровь. И тут уж история плавно переходит ко мне.
— Ритуал готовим мы с Ильдаром, Тайнери с Риалис добывают кровь.
— Да, кровь пускать мне не впервой, — хохотнула Феолески.
— Постарайся аккуратней. — Я злобно на нее зыркнула. Она впервые не рассмеялась.
— Не волнуйся. Один небольшой надрез, твой дракон даже ничего не почувствует.
— Отлично, — продолжил эльф. — Кровь дракона теряет свои свойства довольно быстро без надлежащего хранения. Поэтому проводить все придется тоже быстро. Да и наши дела тоже… не терпят. Для Ильдара время значит многое. Да и для тебя, Тайнери. Ждали мы уже достаточно.
— Уже представляю: крадемся мы такие ночью, а нас кто-нибудь останавливает, спрашивает, что это у вас, мол, в кувшинчике. А мы — кровь! Бу-га-га!
— Помолчи, Риалис, — мягко сказал эльф. Я бы выразилась по-другому, но единственное существенное преимущество ушастых, которое людям не переплюнуть, — они гораздо воспитаннее нас.
— Куда демона денем? — поинтересовалась я. — Он же вроде немаленький, в комнате Иля не очень-то поместится.
— На окраине дом сняли, — ответил Ильдар. — На стены уже заклятие тишины наложено и запирающие заклятия под общий фон окружающей среды. Все, что происходит внутри, останется в тайне. Караулить будем по очереди, — степенно продолжал некромант, и на секунду показалось, что он поменялся главенством с эльфом. — Демона сдержит круг вызова. Если же на дом нагрянет проверка, мы быстро разомкнем круг и отправим демона обратно. Никто ни в чем не сможет нас обвинить. Все просчитано. Успокойся.
Эти слова показались мне издевательством, хотя Иль говорил на полном серьезе. В нашем случае полное спокойствие будет только в могиле, но, учитывая, насколько сейчас развита некромантия, не факт. И еще. Осталось спросить самое важное:
— Когда вызываем?
— А чего ждать? — хохотнула Феолески, перед этим бросив вопросительный взгляд на эльфа. Ясно. Эта парочка уже давно спелась. С Ильдаром было непонятно, некромант даже в компании темных держался сам по себе.
— На большинстве факультетов с этой недели начинается практика, — пояснил эльф. — Все магики будут слишком заняты, чтобы отслеживать. А если и почувствуют что-то, то решат, что шалят тренирующиеся адепты.
— Гениальный план, — пробормотала я. — Сам придумывал?
— А что тебя не устраивает?
«От нас останется лишь пепел, и хладен станет, кто был весел, навек закроются глаза…» — и что-то вроде этого. Не помню дальше окончание стихов, но сейчас эти строчки очень живо возникли в сознании.
— Да ничего, — вздохнула я. — Совсем ничего.
Глава 4
ТОТ, КТО ПРИДЕТ НА ЗОВ
Улаш-Батор называли богиней воров, в принципе довольно заслуженно. Богиня Везения пользовалась особым почетом именно у представителей этой самой древнейшей профессии, а еще у адептов, заядлых игроков и некоторых лекарей. Больше никто к богине Везения не обращался и даже считал это забавным или постыдным, вроде как детской смешной привычкой не наступать на трещины, иначе будет беда. Вот и с Улаш-Батор так, удача вроде бы никому не помешает, но принести ей жертву, поверить во все это, значит признать, что за все свои годы ума не нажил, сопляк совсем. Что, от просьбы алмаз свалится с неба в твои руки? Кто в это поверит? Только дети. Еще ее называют богиней детей, потому что ей безотчетно верят только они, и чаще всего именно их можно увидеть здесь в дневные часы. Дети боятся серьезных строгих богов.
Статуя Улаш-Батор, закутанной по самые глаза в одеяние женщины, с хитрым, смеющимся прищуром, мне всегда нравилась. Она стояла во всех общих Храмах, обычно в уголке, в то время как центр занимали гневливые божества Справедливости и Милосердия. Она как будто и не участвовала во всей этой божественной суете, и только глаза вечно смеялись, будто она знала хорошую шутку. Вы думаете, что вы можете без меня, но на самом деле даже могущественный Ибраки рухнет на колени, если я дам везение другому. Ей было плевать, что мало кто поклоняется ей, Улаш-Батор была выше этого и всегда была неуловима и насмешлива. Нет никого смешливее Судьбы. Временами я ее ненавидела. Но кто знает, не принеси я ей дар, вдруг было бы еще хуже.
Я подошла к ее статуе, стоящей в полумраке зала, и медленно опустилась на колени. В этой части Храма, как обычно, никого не было, даже запах благовоний сюда почти не доносился.
— Помоги, — прошептала я, глядя в это мудрое, смешливое, непонятное лицо, скрытое шелковой вуалью. Улаш-Батор наблюдала за мной из-под полуприкрытых век, непонятная, непостижимая. Сама Судьба. — Помоги, — повторила я, выкладывая перед ней свои последние медяки, они отражали тусклый отблеск свечей и казались еще более поцарапанными и старыми. Жалкий дар. Вот только Улаш-Батор плевать на золото, она само Везение и наверняка богаче остальных богов, ей главное, кто и какой по значимости дар принес. В детстве я ей жертвовала липкие лежалые карамельки, отрывая их от сердца. Как-то я подарила богине браслетку из красивого камня, когда везение мне было нужно больше, чем даже это самое любимое украшение. Пришло ли, не знаю. У судьбы, как у монеты, две стороны, и временами не поймешь, благом ли все это обернулось или нет. Но несмотря на все, я всегда оставалась ее почитательницей. Я приходила, и была тишина и полумрак зала, и я надеялась, что сбудется мое желание. Другим богам я не верила. Забавно. Наверно, потому, что именно от нее чаще всего получала подлянки. Теперь я отдала ей последние медяки из стипендии. Странно, как меняется значимость вещей в жизни.
Улаш-Батор стояла, чуть опустив правую руку под покрывалом, словно принимая дар. Губы улыбались. Судьба любит шутки. Я не сказала больше ничего, потом поднялась с колен. Я прошла мимо статуй Ибраки Справедливого, воина и мудреца, широкоплечего скуластого мужчины, сжимающего меч. Я прошла мимо сутулого старика Гиара, бога магов, и прекрасной Фалькары, богини Милосердия, я прошла мимо богато украшенных статуй дородного Хенели — Торговца и кудрявого юноши Джака — Любви. На выходе не выдержала и обернулась. Улаш-Батор стояла в полумраке зала, хрупкая задумчивая женщина среди внушающих трепет и страх статуй других богов, и, казалось, улыбалась.
