– Подходите ближе, я урок преподнесу! И вообще – кто на новенького?! – не заметив того, что он сделал с Авдеем, в азарте вопил гном, размахивая дубинкой и возбуждённо подпрыгивая на месте. – Давай-давай! – Бабай, хмыкнув, скинул с себя фуфайку, принял боксёрскую стойку. Глеб, за неимением другого оружия, приготовился драться увесистым фонарём.
Долго упрашивать себя упыри не стали: переглянувшись, словно посовещались взглядами, они разом кинулись в атаку.
Отчаянный Федул, не задумываясь ни на миг, бросился навстречу нападающим: Глеб с удивлением обнаружил, что за дубинкой гнома тянется длинный шлейф из разноцветных искр. Как от волшебной палочки мультипликационной феи – с той лишь разницей, что феи теми палочками не дерутся и уж наверняка не дубасят друг дружку со всей дури, по чём ни попадя.
– Ки-йа! – на бегу, словно завзятый каратист проорал Федул, – Банзай-вонзай! – но тут гном неудачно поскользнулся на ровном месте, грохнулся и, скользя животом по пыли, врезался в толпу упырей. Где начал остервенело лупить дубинкой по ногам бандитов, успевая ловко, перекатами уворачиваться от ответных ударов: даже лежащего Федула прихлопнуть оказалось не так-то просто!
Задетые хоть малость гномьей дубинкой нападающие странно преображались, бесповоротно выбывая из драки – кто вмиг рассыпался мелкими перламутровыми шариками, точь-в-точь словно бусины дешёвой бижутерии, но легче воздуха; кто каменел, не сразу, но успев сделать по инерции два-три шага – и с грохотом падал на пол, вдребезги разбивая керамическую плитку под собой; кто становился бесцельно плавающим между колоннами облачком плотного сизого дыма… Видя происходящее, упыри кинулись врассыпную от опасного бойца с чародейной дубиной – напоследок всё же успев треснуть гнома по голове битой. К счастью, скользяще, но и этого хватило, чтобы Федул на некоторое время потерял сознание.
– Боже, они убили Федула! – в ужасе воскликнул Глеб.
– Сволочи! – разъярясь, прорычал низким голосом Модест. Парень посмотрел на него и оторопел: добряк бабай, рассудительный и дружелюбный, которого Глеб, казалось бы, знал «от и до», очень быстро превращался в нового Модеста, страшного, Глебу абсолютно незнакомого. У бабая, словно в компьютерном видеоролике, за несколько секунд выросла знатная, почти до колен, синяя борода: в купоросного цвета волосах с тихим потрескиванием вспыхивали и гасли крохотные молнии. Глаза Модеста увеличились едва ли не втрое, став похожими на огненно-жёлтые плошки – из которых, как из уличных фонарей, били заметные даже в потолочном свете оранжевые лучи; пальцы бабая удлинились стальными когтями, бритвенно острыми, смертельно опасными. Глеб невольно заглянул в раскрытую пасть Модеста и пришёл в тихий ужас: подобные клыки он видел только в кино… Первым делом на ум пришёл фильм «Чужие» – да, сейчас парень ничуть не удивился бы, обнаружься у Модеста дополнительные, далеко выпрыгивающие из той пасти челюсти.
Бабай, сгорбясь и хищно выставив перед собой лапы, мягкими прыжками отправился рвать упырей на части.
– Ёлы-палы, – потрясённо молвил Глеб, со страхом наблюдая за боевым вариантом ранее безобидного Модеста, – пусть мне теперь кто-нибудь скажет, что легенда о герцоге «Синяя Борода» обычная врака, засмею в ответ… ха, да он наверняка из бабайского роду-племени был! Мда, с таким возможностями, пожалуй, ни пистолет, ни автомат не нужны. Однозначно.
Модест укладывал врагов сразу и наповал: назвать это дракой было невозможно, как нельзя назвать ураган просто сильным ветром; оторванные руки и головы летели в разные стороны. Бабай напоминал злобного медведя-шатуна, напавшего на свору охотничьих собак – которые гонялись за глупым зайцем, а нарвались на боевую машину убийств. Чёрная, давно уже мёртвая кровь упырей хлынула на чёрный же пол, потекла вязкими ручейками; заполошные крики и стоны эхом отдавались под небесного цвета потолком и в тёмных провалах рельсовых туннелей. К ногам Глеба подкатилась бейсбольная бита с вцепившейся в неё кистью руки, парня едва не стошнило от омерзения. Но война есть война: кинув в сторону бесполезный фонарь, Глеб с трудом отодрал кисть от испачканной кровью биты – пальцы, ещё живые, никак не хотели отпускать оружие – и, размахнувшись спортивной дубиной, со всех ног кинулся в драку.
Дальнейшее Глеб помнил смутно: неистово ревел Модест, вспарывая когтями животы упырей и далеко отбрасывая серые ленты кишок; зло вопил очнувшийся гном, больше мешая, чем помогая в разборке – он едва-едва держался на ногах, но боевого задора Федула хватило бы и на троих здоровых бойцов. Глеб наотмашь бил по головам и плечам, пару раз сам поймал удары – основательно кулаком в грудь и битой по спине, вскользь, случайно; казалось, драке нет и не будет конца, но она вдруг закончилась. Двое или трое умертвий успели-таки удрать, нырнули в червоточину и были таковы, преследовать их никто не захотел – пускай бегут! Расскажут остальным о случившемся на станции «Земноморье», глядишь, каким другим мерзавцам неповадно станет нападать на трёх мирных, очень мирных путешественников.
Бабай, тяжело дыша, повёл по сторонам огненным взглядом – убедился, что никаких врагов не осталось, что некого более крушить-ломать – и медленно стал возвращаться в своё прежнее состояние. Исчезли когти, уменьшились клыки; погасли глаза, сама собой опала и рассыпалась пеплом синяя борода – перед Глебом с Федулом стоял привычный рубаха-парень, славный бабай Модест. Только вот рукава его сельскохозяйственной рубахи были по локоть запачканы липкой как смола кровью. И синяк под левым глазом пропал, исчез, как и не было.
– Ай да мы, – с довольным видом просипел гном, вытирая ладошкой пот со лба и оставляя пальцами грязные разводы, – уж наваляли гадам так наваляли! Прям соловьи в душе, майский день, именины сердца… Брателлы, я поздравляю нас с успешной самозащитой! А особенно радуюсь за Модестушку, который наконец-то сумел выработать в себе правильную злость, то есть включить боевое превращение, и отныне, понятное дело, может считаться полноценным бабаем, жизневредителем и убийцей. Мнэ-э… в хорошем смысле этих слов, – поторопился уточнить Федул, видя как опечалился добряк Модест.
– Мерзавцы, очки мне разбили, – невпопад пожаловался Глеб, потирая ладонью ушибленную грудь. – Любимые. Где я теперь новые возьму, а? – Парень выгреб из кармана рубашки осколки тёмных стёкол, сломанную металлическую оправу и с сожалением уронил их на пол.
– Да вон же, навалом, – ухмыльнулся гном, – на каждой оторванной башке имеются. Бери в качестве военного трофея, не стесняйся, – Глеб с сомненьем оглядел место побоища, очень уж не хотелось чего-либо с мертвецов снимать, ещё начнут по ночам приходить и назойливо требовать обратно свои вещи… К счастью неподалёку, возле колонны, валялись утерянные кем-то из убежавших кровопийц очки – целые, даже не поцарапанные.
