Он совсем уже собрался вскочить и, переборов ленность раннего утра, все-таки закрыть проклятое окно, когда в комнате прошелестело. Октавия появилась как всегда незаметно и как всегда вовремя. Невесомо прошествовав к ложу, она опустилась рядом с мужчиной, одарив его утренним поцелуем.
- Господин Инквизитор, - выделяя последнее слово, она улыбнулась полными губами, опуская тунику сперва с одного, потом с другого плеча. – Позволь мне поздравить тебя с назначением.
Альвах усмехнулся, принимая ее в свои объятия. Женские губы коснулись его лба, щеки, потом, минуя рот, скользнули по шее к впадине у горла. Господин Инквизитор убрал руки за голову, лениво вытянувшись, и позволяя ласкать себя. Он знал Октавию – одну из лучших и дорогих шлюх Вечного Рома. Она сделает так хорошо, как не придумал бы даже он сам, лучше знающий о своих желаниях.
Покрывавшая поцелуями его живот женщина подняла голову.
- Погоди, но разве Инквизиторы не должны блюсти нравственность во славу Светлого?
Альвах приподнялся на локтях. Он пытался расслабиться, но этому препятствовал проклятый холод.
- Должны, но духовники, - он улыбнулся ей и, против воли, снова покосился на окно. – Я – просто солдат. Так что самая красивая женщина Рома могла бы и… проклятье, почему у тебя так холодно? Вели позвать истопника, зачем такое терпеть?
Октавия хлопнула в ладоши.
- Сейчас придут, - она бросила на Альваха один из тех взглядов, что всегда волновали его кровь. – Позволь пока слабой глупой женщине согреть тебя, могучий легионер…
Она игриво подцепила губами край покрывала, и откинула его. Снова было прикрывший глаза Инквизитор замер в предвкушении, однако, продолжения не последовало. Выждав, он приоткрыл глаза.
Октавия сидела, с недоумением глядя на его бедра. Альвах тоже посмотрел туда – и вскрикнул от ужаса.
Продрогший до костей роман вскинулся. Зверь, что тыкался в его голый живот мокрым носом, отпрыгнул. Альвах вскочил, хватая уложенный под ладонью меч. Молодой волк отбежал дальше и остановился вновь, посверкивая в предрассветных сумерках зеленым глазом.
Некоторое время человек и зверь стояли друг напротив друга, продолжая настороженно выжидать. Потом волк сделал шаг назад. Еще, и еще. Выждав, когда зверь растворится в еще царивших в лесу ночных тенях, Альвах выронил тяжеленный меч и, склонившись над вчерашним кострищем, торопливо раздул угли.
… С момента его бегства прошло уже четыре дня. Четыре раза Светлый Лей являл свой лик миру, и снова уступал место тьме. В первые два дня Альвах едва помнил себя, то уходя в беспамятство, то топя сознание во всеобъемлющем, заполонявшим свет отчаянии. Извращенное тело отдавалось болью на любое неплавное движение. Слабые ноги наливались свинцовой усталостью, которая отдавалась в руках, боках и спине. Тяжелый меч оттягивал руку, и роман временами никак не мог взять в толк, зачем он тащит за собой эту вещь.
Потом, когда глухое забытье уступило место черной тоске, он начал молиться. Так, как не молился перед походами, не молился в молельные дни и во время великих праздников. С той верой и страстью, с которой он взялся за это дело, Альвах, должно быть, прокричал бы Светлому Лею все уши. Но небо все время было затянуто облаками. Лик Светлого был закрыт и оттого, должно быть, такие горячие, молитвы Альваха не помогли.
Его тело не вернулось.
Разум Альваха прояснился ближе к концу четвертого дня. Бывший Инквизитор обнаружил себя посреди жидкого леса, полуголым, в мужских сапогах и мужских же рваных штанах, которые были ему велики. Как он их не потерял во время своих безумных блужданий – оставалось загадкой. Как непонятной была причина, по которой плутание слабого женского тела в осеннем лесу без одежды не привело к смерти или хотя бы болезни. Теплолюбивый Альвах простужался от сквозняков Веллии, но выжил в ее осенних заморозках, без верха одежды, даже не заболев.
Впрочем, последнему он вскоре нашел объяснение. Все синяки и царапины заживали на нем с поразительной быстротой. Должно быть, искорежившая его естество ведьма не хотела, чтобы он умер от болезней или ран. И дала ему столько здоровья, сколько он был способен вместить. По замыслу темной жрицы, Инквизитор должен быть жить, и жить как можно дольше. Раз за разом заживляя нанесенные ему увечья без следа.
Время от времени глядевшийся в тускнеющую поверхность посеребренного меча, Альвах догадывался, какую участь ему уготовила горгона. Он сам готов был влюбиться в свое совершенное лицо. Бывший Инквизитор осознавал, что если бы ему пришлось встретить раньше женщину, настолько же красивую, он бы так просто ее не отпустил. Тем более, если эта женщина встретилась бы ему голой и в лесу.
Поэтому он старательно обходил людские поселения. К моменту, когда он пришел в разум, Альвах обнаружил, что в беспамятстве ушел очень далеко от границы с Прорвой в сторону людских земель. Он не мог понять, почему выбирал этот путь, а не другой. Словно кто-то вел его, направляя в нужное место, как на веревке. Но думать еще и об этом не было никаких сил. Возможно, никакой веревки и не было. Беспорядочные блуждания даже без разума у любившего порядок романа все равно оказались почти строго по прямой – на запад.
Веллия не была протяженной. Пешему можно было пройти из конца в конец за неполных два десятка дней. Бывший Инквизитор миновал несколько селений, не выходя из леса. Он помнил, что если так же идти вперед, не более чем через три дня лесистые холмы бы расступились, открывая равнины и лежавшую в той стороне столицу. А там недалеко до границы Вечного Рома.
Но нужно ли было идти в Ром?
Вечером четвертого дня, продрогший и голодный до обморока Альвах, выкусывая высохшие зерна из-под шелухи надерганных с деревьев шишек, задумался о том, что следовало делать дальше.
Идти теперь ему было некуда. В ранней юности Альвах, как и полагалось единственному наследнику знатного рода, вступил в легион. Однако, не добился в нем сколько-нибудь значимых результатов. Дело было не в недостатке ума или отваги. Просто к тому времени Ром перестал вести завоевательные войны, остановившись на укреплении границ империи и поддержании в них порядка. Проскучав несколько лет в приграничном гарнизоне, Альвах справедливо рассудил, что такая служба может затянуться до старости. И – с благословения гарнизонного духовного отца уехал с его же рекомендательным письмом для того, чтобы присоединиться к защитникам Храма Светлого.
В столичном Роме, куда вернулся Альвах, ему долго не везло. Несмотря на то, что необходимость в защитниках у Храма все возрастала, именно Альвах отчего-то пришелся не по душе приемщику. Пробившись несколько месяцев и так и не получив согласия, молодой легионер решил подойти к службам Храма с другой стороны. И – присоединился к охотникам за нечистью.
