Он сделал знак Ллоу Ллью Гиффу, и тот, приблизившись, протянул королеве раскрытый джутовый мешочек. Все эльфы знали этот мешочек, в котором хранилось двадцать девять рун, вырезанных на маленьких Деревянных дощечках.
– Не забудь, что выбираешь жребий для нее, – прошептал ученик друида, когда Ллиэн опустила руку в мешочек.
Гвидион, не вставая с места, начертил на земле широкий круг кончиком своего посоха и кивнул, словно подтверждая слова ученика. Ллиэн удержала руку и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на мыслях о дочери, – и в тот же миг Рианнон что-то залопотала внутри шалаша. Этот лепет и слабое хныканье были отчетливо слышны в тишине поляны, и все, кто здесь оставался, невольно улыбнулись.
– Это хорошее предзнаменование, – сказал Гвидион.
Тогда Ллиэн, больше не колеблясь, ухватила столько дощечек, сколько поместилось в руке, и сжала пальцы.
– Бросай, – велел друид.
Ллиэн бросила руны в круг. Они ударились о землю и рассыпались – внутри остались только три из них.
– Три, – пробормотал про себя Гвидион, в то время как Блодевез и остальные подошли ближе, чтобы прочесть послание богов.
– Прошлое, настоящее и будущее твоей дочери… Предсказание судьбы. Могло ли быть иначе?
Он подобрал руны и протянул их Ллиэн, которая, снова без всяких колебаний, разложила их на земле в одну линию. Слева – прошлое, в середине – настоящее, справа – будущее. Три руны выглядели так:
Гвидион коснулся посохом первой из них и начал читать отрывок из старого рунического песнопения, которое все они знали наизусть с самого детства (но нужно было произнести его слова вслух, чтобы в точности понять предсказание):
Бит такна сум хеалдес трива вел
Вит аэтелингас, а бит он фаэрильд,
Офер нитха генипу, наэфре свисетх.
Тир – особый знак.
Владыкам он сулит счастливую участь,
Принося ее лишь в ночных сумерках,
И никогда не нарушает обещанного.
«Владыкам сулит счастливую участь…» Ллиэн улыбнулась, и сердце ее наполнилось надеждой. Но Гвидион покачал головой.
– Ты положила ее слева – это знак прошлого. А прошлое твоей дочери – оно же и твое. Это ты сама, твои испытания и твое путешествие. Тир – руна воли и победы. Ты отмечена знаком владык, и твоя участь – побеждать. Руны никогда не лгут.
Затем Гвидион указал своим ореховым посохом на среднюю руну – простую вертикальную черту, знак льда:
Бит оферсеальд, унгеметум слидор,
Глиснатх глмаэслуттур, гиммум геликуст,
Флор фросте геворухт, фаэгер ансине.
Лед холоден и скользок,
Он сверкает как стекло, почти как драгоценность,
Земля, покрытая изморозью, радует взор.
– Это – настоящее, – сказал Гвидион. – Лед… Многие видят его, когда он появляется, но далеко не все – как он образуется… Проснешься утром – а все обледенело… И тогда малейшее движение становится трудным и даже опасным… Это руна ожидания – ожидания лучших дней, когда лед растает, или же будущей суровой зимы…
Ллиэн молчала, а ее глаза уже были прикованы к третьей руне… Этель – «Дом»… Но руна была перевернута…
Бит оферлеоф аэгвилкум
Тиф хе мот таэр рихтес анд герисена он
Брукан он болде блеадум офтатс.
Дом дорог сердцу каждого,
Он – обитель мира,
Место сбора урожая.
– Руна перевернута, – подтвердил Гвидион. – Это знак одиночества. Что бы ни случилось, ей придется в одиночку встретить свою судьбу.
Ллиэн протестующе вскрикнула, но старый друид остановил ее предостерегающим жестом.
– Эта руна символизирует дом, но не тот, в котором живут, а кровь и происхождение, – произнес он, не глядя на нее. – Это означает, что жизнь твоей дочери навсегда связана с ее происхождением. И тот урожай, который она соберет – каким бы он ни был, – посеян в ее семье.
Гвидион какое-то время молчал, обдумывая смысл пророчества. Затем серьезно и пристально посмотрел на Ллиэн.
– В жилах твоей дочери течет кровь эльфов, но не только… Этель была бы наилучшим предзнаменованием для дочери королевы, которой также было бы суждено в один прекрасный день стать королевой, но руна перевернута… Это значит, что ей суждена другая участь, связанная с другой кровью и другим домом…
– Но это не означает, что она сама ее выбрала! – воскликнула Ллиэн.
– Нет, конечно же, нет…
– Учитель…
Гвидион и Ллиэн одновременно обернулись, услышав голос Ллоу Ллью Гиффа. Он смущенно улыбнулся, потом снова указал им на руну Этель, лежавшую на земле.
– Простите меня, ваше величество, но происхождение вашей дочери не эльфийское, не человеческое, – быстро сказал он. – Оно смешанное и одновременно ни то ни другое… Как у Мирддина.
Это имя хлестнуло Ллиэн, словно кнут. Она снова увидела мужчину-ребенка, стоявшего на поляне рядом с нею и ее новорожденной дочерью, и вспомнила его непонятную радость при виде девочки… Королева невольно повернулась к Блодевез, с таким выражением ужаса, что улыбка на лице подруги сменилась вопросительно-тревожным недоумением. Ллиэн опомнилась: ведь она сама изгладила воспоминание о Мирддине из памяти целительницы. Она успокаивающим жестом подняла руку и в изнеможении закрыла глаза.
– Только Мирддин и моя дочь? Это ты называешь ее домом? – спросила она, и голос ее невольно задрожал.
Юный друид покачал головой и опустил глаза под взглядом королевы.
– Мирддин был моим учеником, – произнес Гвидион и, небрежно указав на воспитанника, продолжал: – Я учил их обоих, после того как закончил с твоим посвящением… Никто не знает Мирддина лучше, чем он.
Ллиэн более пристально взглянула на Ллоу Ллью Гиффа. Он был эльфом, вне всякого сомнения, но в то же время это был безымянный ребенок, найденный Гвидионом в лесу, вдали от всех – ребенок без семьи…
– Это верно, – произнес тот почта вызывающим тоном. – Мы были как братья, и в то же время у нас не было почти ничего общего. Он был всего лишь бастардом, как… как и я сам. Но в то же время он был особенный. Иногда он внушал мне страх, а иногда я был готов умереть за него – настолько я им восхищался. Он учился тем же вещам, что и я, но магия деревьев для него была иной… В нем было что-то, чего я до конца не понимал…
– Да, – сказал Гвидион. – Словно бы человеческая часть его природы извратила все, чему я его учил… Нет, не извратила – изменила…
Друид снова обратил к ней ясный взгляд своих глаз.
– Ты знаешь о том, что большинство эльфов и людей чувствуют недомогание от одного его присутствия?
– И твоя дочь такая же, как он, – тихо добавил ученик.
Он улыбнулся – должно быть, ему казалось, что он произносит хвалу в адрес новорожденной, но Ллиэн восприняла его слова как оскорбление.
