— Пойдем ли мы с тобой по этой дороге? — спросила королева и помедлила, ожидая ответа.
— Госпожа, — ответил я, — вряд ли хоть один из нас рискнет здесь спуститься.
— Разумный мальчик! Ты ответил лучше, чем думаешь. А как насчет вот этой? — и она снова повернула мою голову.
На этот раз я увидел прекрасную дорогу, широкую и ухоженную.
— Куда она ведет? — спросил я.
— А как ты думаешь?
— Туда, где для нас нет ничего интересного, — сказал я.
— Хорошо, — сказала она. — А эта? Тут у меня перехватило дыхание. Не было никакой дороги, только огромным размахом — долина и склон холма. Пока я смотрел на это дымчато-серебристо-синее и зеленое великолепие, легкий туман рассеялся, и открылась узкая песчаная тропа, вьющаяся через лес, поле и ручей. Тропа взбиралась все время вверх к далекому замку, едва заметному на гребне холма.
— Молчишь, Рифмач?
— Эта, — проговорил я тихо, — эта дорога по мне.
— И по мне тоже. — Она встала, тряхнула одеждами, и они обрели прежний зеленый цвет. — Ты выбрал дорогу в прекрасный Эльфийский Край, Томас, как раз туда, куда хотел попасть.
Странная радость наполнила меня. Я чувствовал, что возвращаюсь домой. Да, я пел об этом месте, оно вставало перед глазами, когда я прикрывал их, чтобы петь. Я и думать не смел, что увижу его когда-нибудь.
Снова прекрасная, веселая и нежная, королева взяла меня за руки и улыбнулась.
— Вижу, ты не сердишься. Не жалеешь, что поцеловал меня под Эйлдонским Деревом? Глаза у нее голубели, как яркое небо.
— Госпожа, — сказал я, — семь лет пролетят, как семь дней.
— Ты думаешь? — серьезно спросила она. — Я и правда могу так сделать. Баллады должны были научить тебя. Представь: мы прибываем, проходят семь дней сплошных удовольствий, семь ночей пиров и радости — а потом: «Вставай и уходи, Томас! Пора тебе возвращаться в свою страну». — «О госпожа моя, но ведь я провел здесь всего одну короткую неделю…»— «О нет, Томас. Прошло целых семь лет. Пока ты наслаждался, твои друзья старились и тосковали по тебе — но теперь ты должен снова встретиться с ними, так что…» — Она смотрела на меня с неотразимой смесью озорства и нетерпения, глаза — честные, карие. — Ну, что скажешь?
Туман снова сгущался на дальнем склоне, огибая синие от наступающих сумерек стволы деревьев и покачиваясь над гребнями увалов.
— Госпожа, я тосковал об Эльфийской Стране всю жизнь. Когда я был ребенком…
Я вдруг остановился. Никогда никому я об этом не говорил.
— Я помню тебя ребенком, — тихо сказала она, — продолжай.
— Я думал, что пришел откуда-то… Что принадлежу к другому народу! — выпалил я наконец.
— Ax, Томас, конечно же, это не так, — лицо ее помрачнело, и она пошла вперед, вороша носком туфли сухие листья. Сад стал осенним. Венок у нее на голове отливал красным. — Ты земной человек. Эльфийская земля — не твой дом.
— Я знаю. — Наверное, я и не ждал, что она скажет иначе. — Но все же я хотел бы провести там свои семь лет.
— Как хочешь, — глаза у нее стали рыжевато-золотистыми. — Но пойми: ты не из Эльфийской Страны. Ты думаешь, что знаешь Волшебный Край, но все песни и сказки, известные тебе, лишь слабая тень истины. Однажды страна твоих песен станет явью для тебя. Рифмач, и тогда долгие годы тебе предстоит томиться, пока закончится срок и ты снова сможешь войти в пределы Срединного Мира. А Страна Эльфов — мой Волшебный Край… он такой, какой есть. Смотри не ошибись: он хочет тебя так же, как ты его. Служи мне верно, и я освобожу тебя через семь твоих лет. И еще: ты не произнесешь ни слова в Эльфийской Земле, а иначе тебе никогда не видать Срединного Мира. Говорить ты можешь только со мной, Томас, и можешь петь для гостей в моем зале, ибо для этого я и привела тебя. Кто бы ни обращался к тебе, смотри, не отвечай никому, кроме меня.
Отправиться в Эльфийскую Страну бессловесным? Что за нелепое условие для менестреля!
— Госпожа, — запротестовал я, — ни в одной песне я никогда не слышал о подобной участи. Она тепло улыбнулась.
— Но это ведь твоя история, Томас, и конца ее ты не знаешь. И раз уж ты так хорошо обучен премудростям Волшебной Страны, то я могу и не добавлять, что никому из смертных нельзя есть здешнюю еду. Голода можешь не бояться, кормить тебя будут хорошо.
И снова этот гнет власти; отныне моя судьба в ее руках, она ставит условия, и я должен подчиняться, как приходилось подчиняться и раньше (почти всегда) требованиям прочих великих. Не теряя достоинства, я низко поклонился королеве.
— Как изволите.
Что бы она ни говорила, дорога меня влекла к ней.
Королева свистом подозвала коня, и прекрасное животное примчалось рысью. Только королева все медлила, вертя в руках венок из листьев и ягод. Потом, пожав плечами, бросила его высоко вверх и венок пропал из вида. Королева вскочила в седло и помогла мне усесться за ее спиной.
Светлая дорожка начиналась почти у наших ног, в траве сада. Конь пошел по ней, как любой обычный конь по любой нормальной дороге. Вокруг расстилались: поле, деревья, далекие холмы. На сердце было легко, и я запел, запел весело, как пел, бывало, еще мальчишкой.
Готов я поспорить, девица, с тобой,
Пять сотен монет поставлю на кон.
Ногой лишь ступи на Ракитовый Холм
И девушкой уж не вернешься домой.
Королева рассмеялась и подхватила припев: «О ракита, пригожая ракита…»[2]
Мы пересекли ручей по хорошенькому горбатому мостику.
— Госпожа, — спросил я, — разве в этой стране нет жителей?
Она повернулась в седле и лукаво посмотрела на меня.
— Но, Томас, они же вокруг тебя!
Я почувствовал, как краснею от растерянности.
— Ты должен научиться смотреть. Со временем это придет.
Я вертел головой во все стороны и все равно ничего не видел. Мы как раз проезжали через березовую рощу, свет пробивался сквозь зеленые листья.
— Посмотри вон на то дерево, — тихо сказала она, указывая подбородком. Только смотри искоса.
Я повернул голову и уголком глаза уловил контур женской фигуры, высокой, белой, с серебристыми волосами.
— Ты видел?
— Женщина…
— Да. Это одна из моих…
Я не понял, что она имела в виду: одна из моих подданных, слуг или даже детей. Я снова скосил глаза и… едва не свалился с седла. Нимфа, или кто она там была, ответила мне неожиданно неприличным жестом. Во всяком случае, среди людей его бы сочли весьма неприличным.
Королева рассмеялась.
— Слух о твоем появлении опережает нас. Помни же: ни с кем из них ты не должен заговаривать.
А я и не собирался. Просто повернулся спиной к этой проказнице.
