-- Постой, -- негромко сказал Острон. Они остановились в нескольких шагах от лежащего человека, который продолжал смотреть на них, но не поднимался.
Вместо ног у него было кровавое месиво.
-- Судя по тому, что на нас еще не напали, -- вполголоса добавил Острон, -- никакой засады здесь нет. У нас превосходный шанс разузнать, где сейчас тот отряд, от которого он отбился.
Сафир поднималась на ноги за их спинами; обернувшись, он видел, что в ее глазах испуг. Ног одержимого, -- того, что от них осталось, -- ей не было видно, и он сделал ей знак, чтоб не подходила. Девушка на удивление послушно отошла к своему верблюду и вцепилась в его пыльную шерсть.
-- Он не жилец, -- раздался голос дяди Мансура с другой стороны. -- Ты же имел в виду оазис Машар, Адель? Мы доберемся туда к ночи. Острон, дай ему воды.
-- Но...
-- Просто брось фляжку.
Острон послушно снял флягу с пояса и швырнул. Одержимый судорожно вцепился в подачку и какое-то время жадно пил, опустив свой меч. Острон впервые видел такого, как он, вблизи и при свете дня. От него воняло, как от трупа; серое тряпье служило ему одеждой, на голове сохранились остатки капюшона, прикрывавшие совершенно лысый череп. На дряблом подбородке виднелись засаленные клочья бороды.
-- At durbuzaru fu ishi moha gorgoruzan, tukura utu kusurut, -- пробормотал одержимый. Острон в недоумении посмотрел на Аделя.
-- Что он сказал? У них что, есть свой язык?
-- Некоторые говорят на нашем, -- ответил тот, нахмурившись. -- Те, кто пришел из самого сердца Хафиры, разговаривают на сулман -- так они его называют. Он сказал, что благодарить нас не собирается.
-- А он по-нашему понимает? -- поинтересовался дядя Мансур. -- Эй, дрянь, -- он взмахнул ятаганом в сторону одержимого. -- Понимаешь нас?
-- Muzughuzat, nari kulupa, burmuzagh ada humsurtuz kovuta runa uhta, -- выплюнул оборванец, и глаза его сверкнули.
-- Если и понимает, то не желает в этом признаваться, -- хмыкнул Адель. -- Он просто ругается, господин Мансур.
-- Ты можешь говорить на этом... сулман?
-- Да, немного. Я спрошу его, где его отряд, -- Адель с готовностью сделал шаг вперед, не опуская клинка, и отрывисто произнес несколько слов на том же корявом наречии, на котором ругался одержимый; тот выслушал, а потом его беззубый рот расплылся в мерзкой улыбке. Ответ был очень коротким и явно не удовлетворил Аделя.
-- Ishi moru sughat kutura gorughuzuflan, -- бросил он. Выражение одержимого никак не изменилось.
-- Sughat vutulunau.
Адель сплюнул.
-- Он не хочет говорить, -- сообщил он своим спутникам. Острон и дядя Мансур переглянулись. -- Хм. Хотя у меня есть одна идея.
Отвратительные звуки чужого языка вновь нарушили молчание; Адель что-то говорил, явно напрягаясь в поисках нужных слов, одержимый все беззубо скалился и отвечал коротко, но потом в его глазах мелькнула неуверенность. Адель замолчал, выжидающе глядя на раненого.
Наконец тот заговорил, и на этот раз говорил достаточно долго и много.
Когда он замолчал, Адель занес клинок и одним точным движением отрубил лысую голову.
-- Он что-то рассказал тебе? -- немедленно спросил дядя Мансур, пока Острон приходил в себя; он сумел заставить себя смотреть до конца, как хлещет темная кровь из шеи, как заваливается потерявшее жизнь тело, но внутри у него что-то с силой сжалось, и комок подступил к горлу.
-- Да, -- кивнул Адель, поморщившись, стряхнул кровь с клинка. -- Нужно немедленно уходить отсюда, и в оазис идти мы не можем. Я сделал вид, будто мы уже знаем, где его отряд, и он проговорился...
-- Что он говорил?
-- Что они шли с юга... прорвались через пост Эль Хайрана, -- темные брови молодого нари сошлись на переносице. -- Наткнулись на следы кочевого племени нашего народа, но племя было достаточно велико, и они выслеживали их... пару дней назад племя достигло оазиса Машар, в котором и встало лагерем, а одержимые решили окружить их, но пока окружали, его отряд наткнулся на пустынного льва, -- Адель кивнул в сторону трупа. -- Он пострадал в той драке. Судя по всему, они собираются напасть на оазис сегодня ночью. Мы как раз за пределами осады, и если обойдем стороной, есть вероятность, что нас не заметят...
-- О чем ты говоришь, -- ужаснулся Острон. -- Там же люди! Они, наверное, ничего не знают!
-- А что ты предлагаешь? Нам вчетвером лезть в драку, в которой мы наверняка не выживем? Ты знаешь, как одержимые умеют прятаться в песках? Сам темный бог отводит от них взгляд! Нам еще чрезвычайно повезло, что мы наткнулись на этого несчастного.
-- Значит, бросить этих людей в беде?
-- Хорошо, хорошо, -- разозлился Адель. -- Ступай, хоть в одиночестве. Спасай их, герой. Я только не позволю тебе подвергать риску Сафир!
-- Я пойду с Остроном.
Они дружно обернулись. Сафир по-прежнему стояла возле жевавшего жвачку верблюда, прижимаясь к нему, но ее глаза сердито сверкнули на них.
-- Что одержимые будут делать после того, как уничтожат всех нари в оазисе, Адель? -- спросила она. -- Оставят нас в покое? Они небось погонятся за нами. А если теперь, пока еще светло, мы сумеем пробраться через осаду и предупредить людей, у нас будет шанс! Ведь этот одержимый сказал тебе, что племя нари было большим? Они не сразу решились атаковать его?
-- Во имя Мубаррада, Сафир...
-- Я думала, если ты побывал на стене Эль Хайрана, то это означает, что ты не трус.
-- Я не трус, -- вспыхнул он. -- Но я просто знаю, что это такое...
-- Ничего ты не знаешь. Если бы ты знал, ты бы ни за что не бросил ни в чем не повинных людей! Или хочешь сказать, ты знаешь, что с ними будет, и тебе все равно?
За их спинами рассмеялся дядя Мансур. Оба парня резко обернулись на его смех и встретили его спокойный взгляд.
-- Адель благоразумен, -- сказал старик. -- Острон, в тебе наконец заиграла кровь твоего отца: ты бросаешься вперед, очертя голову, и не думаешь о том, что тебя ожидает. Но ты прав. Наши шансы выжить будут выше, если мы сумеем добраться до этого племени и предупредить их. Их много, предупрежденные, они смогут справиться с одержимыми. А теперь, Адель, расскажи подробнее, что ты узнал от этого несчастного.
Он поднял голову: солнце было в зените. Тень от скал была минимальной, едва прикрывая труп одержимого, а барханы окружали их и жгли глаза нестерпимым золотом. В свете дня угроза атаки казалась такой далекой и почти нереальной; другое дело, что вечер в пустыне наступает резко, почти моментально, и в темноте это уже будет не пустой звук.
Тем не менее сама мысль о том, чтобы оставить ни о чем не подозревающих людей в неведении насчет готовящейся атаки, приводила Острона в ужас.
-- Он сказал, что они распределились на равные отряды и окружили оазис, -- сообщил Адель. -- Когда наступит ночь, они нападут. Пока что они, как он выразился, "лежат в тени темного бога".
