Дэлагунда прервал шум драки. Табарин отчаянно поливал кого-то отборной бранью на языке серогорских гномов.
– Прости, Дэлагунд!
Гондорец выскочил и увидел, как Табарин и Хаддар безо всякой жалости лупят Агдалона, Кэбидж схватил мага за руки и держит мертвой хваткой, а Данно Акайн пытается кушаком заткнуть ему рот. Агдалон выл и отбивался. На несколько мгновений он освободился из цепких объятий арнорца.
– Я только хотел посмотреть, что делают наши вра…
Капитан сокрушил ему скулу нещадным прямым ударом. Акайн вновь занялся кушачной борьбой. Дунадан отыскал на земле Проклятый венец и принялся заново прилаживать его к оглобле.
– Помощь нужна? – поинтересовался Беатор.
– Руки ему вяжи! Быстрее! – крикнул капитан.
– И крепче, – добавил хоббит.
Наконец мага связали по рукам и ногам. Хаддар в сердцах бросил его посох в костер.
– Попался же один мерзавец! Не зря Кирдан предупреждал: «Отыщется нестойкая душа…»
– И кто! – вторил ему арнорец. – Ото всей его магии пользы было только одно: другому магу деревяшкой проломил череп!
Захохотал гном, потом Беатор, к ним присоединились сам капитан и даже Торн. Они смеялись в полный голос, и вместе со смехом из них выходили ужас и усталость последних дней. А устали они смертно. Наконец Хаддар жестом остановил всеобщий хохот. Не сразу, но остановил все-таки.
– Руки и ноги ему не освобождать ни при каких обстоятельствах. Рук ему хватит, чтобы наколдовать семь смертей, – мы и глазом моргнуть не успеем. Кормить его будут трое. Табарин подносит ложку, Торн держит руки на горле, а Беатор – заряженную вертушку у самого уха. Существуют очень короткие заклятия, но от того не менее смертоносные. Не давать ему лишней руны сболтнуть! В туалет сходить запросится… с ним двое: Табарин и Беатор. И смотри, Беатор, болт на твоей вертушке не должен опоздать ни на миг! Агдалон! Если у тебя сохранилась еще капля разума, не рыпайся и доживешь до суда в Форносте.
На следующий день отряд вошел в горы. Дорога петляла, разветвлялась, упиралась в развалины старых селений. Арнорец и Торн знали потаенные пути, и благодаря этому отряд сумел оторваться от погони. Поздно вечером три повозки въехали в ворота крепости Амонбарад. Беатор камнем повалился на соломенный тюфяк…
Утром он проснулся раньше прочих, встал, отправился к лошадям. Во дворе гондорец случайно услышал беседу, не предназначенную для чужих ушей. Некий эльф, наверное, старший в амонбарадском гарнизоне, горячился и никак не хотел позорно оставлять крепость на разграбление «этим тварям». Да, их тут осталось всего пятеро из двадцати двух ратников, зато они положили немало врагов под стенами крепости, навели страх на орков и могут продержаться до подхода смены. А уж с помощью Хаддарова отряда… тут и беспокоиться не о чем. Хаддар ему резонно отвечал: во-первых, не пятеро, а четверо. Капитан ваш, Тураниэль, ранен и валяется в беспамятстве, надо бы его срочно отсюда увозить, иначе умрет. Во-вторых, отряд здесь не останется. На этот предмет (наверное, руку протянул в сторону венца) претенденты собираются, как пчелы на мед. Сейчас их тут, поблизости, не менее полутора десятков, а завтра будет, допустим, сорок, а послезавтра – полторы сотни… Двигаться надо, двигаться, спасение наше в бегстве. А ваше спасение – держаться от нас подальше. В-третьих, сможете и нас выручить, и самих себя, и Тураниэля, если тайно выйдете отсюда, найдете отряд – он должен идти за нами по тракту от Большого Пограничного перекрестка на Карн-Дум – и скажете, мол, те, кого они ищут, уже погребены, а Хаддар с игрушкой резво бежит вот сюда и вот так (наверное, чертит носком сапога на земле). В-четвертых, нам сильно полегчает, если вы заберете с собой одну магическую куклу по имени Агдалон… Эльф возражал: дней через десять-двенадцать здесь будет смена. Лучше отсидеться в Амонбараде. Хаддар: ни нам не поможете, ни крепость вчетвером не удержите… Эльф: нет, и все тут! Тогда капитан ему напомнил, что во всей округе есть только один живой, пребывающий в здравом уме и твердой памяти офицер Братства. Он сам. И эльф обязан подчиниться его приказу. Тот помолчал немного и ответил, мол, хорошо. Мол, трое уйдут с Тураниэлем и Агдалоном во вьюках. Нетрудно отсюда выбраться по тайному ходу, там высоко, можно пройти и с лошадями; но он, перворожденный Вингиант, останется. Крепость не будет сдана оркам, покуда он жив. И никакой приказ не сдвинет его с места. Хаддар коротко заключил их беседу: «Хорошо. Ты в своем праве».
Все вышло по слову Хаддара. Отряд успел как следует отоспаться, поесть, позаботиться о лошадях. Еще до полудня его вывели по тайному ходу за пределы острова Амонбарад. Торн отыскал на изгибчивом тракте едва заметный поворот и назвал его: «Украденная тропа. Лучший путь, самый короткий».
Хаддар пояснил:
– Мы не пойдем по Эттенблатскому тракту, здесь нас догонят и перебьют. Мы не пойдем по основной дороге, здесь произойдет то же самое. Попробуем ускользнуть по Украденной тропе, а там, дальше, по заросшему Морскому тракту. И вот что: если вам дорога жизнь, не щадите ни себя, ни коней.
…Они мчались как угорелые на ровных местах. Они толкали повозки на подъемах. Они забывали о высоте, проезжая по узким карнизам. Они не знали отдыха. Через день петляющая тропа вывела их на основной тракт. Отряд пересек его и углубился в болотистую равнину, двигаясь почти без дороги. Еще через день его заметили оборотни в облике летучих мышей.
Два дня бойцы Хаддара выбивались из сил и не видели за собой погони. Шли так, как никогда прежде не ходили. У одной из повозок колесо сошло с оси, пришлось ее бросить. Остальные две держались на честном слове.
Но повозка слишком сильно проигрывает в скорости всаднику, особенно если всадник рехнулся от желания заполучить магическую вещичку ценой в город. К тому же зеленый отряд подводила местность. На третий день шайка претендентов была тут как тут. Хаддар с отрядом как раз добрался до Морского тракта, повернул по нему на юг и уперся в горы. Здесь они были обречены проиграть во времени… До сумерек отряд успел пройти миль пять. Ночью двигаться капитан запретил.
– Встанем здесь и завтра сразимся с ними. Надо как следует отдохнуть. Ночью к нам никто не сунется.
Беатор огляделся. Хаддар был прав. Даже сумасшедший не рискнул бы карабкаться сюда в ночную пору. Дорога забирала резко кверху, затем делала перерыв, образуя широкую горизонтальную площадку. Здесь-то Хаддар и поставил свои повозки. Дальше дорога шла по еще более крутому уклону вверх. С одной стороны – отвесная скала, с другой – обрыв. Правда, как раз к площадке примыкал участок более или менее преодолимого откоса, но для тяжеловооруженного воина это было худшее направление атаки изо всех, какие только можно себе представить. Если бы нашелся обезумевший от алчности лучник или пращник, которому вздумалось бы обойти отряд сверху, по кручам, и безнаказанно обстрелять его оттуда, то старания пропали бы даром: скальный козырек большим каменным щитом загораживал площадку от нападения с этой стороны.
