Его душила злоба на нелепость происходящего, на тех, кого он был вынужден убивать, что бы не быть убитым самому! А король был совсем рядом…
…Удара Мордрет даже не ощутил — просто вдруг оступился, медленно оседая на колени. Свет дня уже показался не таким ярким, во рту стало солоно…
Мордрет внезапно осознал, что вокруг больше никого нет — рыцари Артура оттеснили и последних саксов и тех рыцарей, кто еще был с ним…
Он поднял голову на своего противника…
…Все повторялось! Как тогда, тринадцать лет назад, он снова стоял на коленях перед своим королем, своим отцом… Ему даже послышался безутешный голос матери…
Только тогда он не истекал кровью…
Артур сдвинул шлем:
— Я же говорил тебе, что бы ты не пытался взять больше, чем я тебе даю! — сказал он в устремленные на него, потрясенные глаза сына, которые уже затягивал туман.
…И последняя искра сознания вдруг вспыхнула ярким пламенем:
«Я отдал тебе, твоему трону, твоему городу, — свою жизнь, не зная и дня отдыха, хотя вы всегда презирали меня…
Я простил тебе твою слепоту и неверие, не требуя больше, чем ты хотел дать… и речь не о царстве!
Когда-то я хотел твоей любви, и все же — надеялся хотя бы на признательность…
Как же ты смеешь упрекать меня — убивая не дрогнувшей рукой?!!» В это неуловимо малое мгновение — Мордрет не успел ни сказать, ни подумать — он просто ощутил все это разом… Недоверие, пренебрежение, презрение, всегда окружавшие его, и — ненависть… Да, ненависть, которая всегда стояла между ними…
Он рванулся, еще глубже насаживая себя на копье, — и ударил — уже слабеющей, но еще достаточно твердой рукой… …Тяжелый клинок торжественной спаты, а не его любимого бастарда, — смял шлем и вошел королю точно в висок — и ни одни, даже самые сильные чары, даже те, что Моргиан вплела когда-то в свой подарок — не были способны исцелить такую рану!
Король был мертв прежде, чем упал…
Мордрет рухнул следом, выронив в раз ставший непосильным меч. У него еще хватило сил выдернуть из своего бока копье и отползти.
«А Мерлин все-таки оказался прав…» — это стало его последней четкой мыслью…
Я торопилась, как могла. Я опоздала…
Поле затухающей битвы открылось мне во всей своей ужасающей обнаженной откровенности. Саксов было не много, они скрылись лишь при звуке приближения нашего отряда. Они поняли, что отныне им принадлежит все…
Я шла среди мертвых, не надеясь найти живых.
В нескольких шагах начинались чахлые заросли подлеска. И волны озера не уставали взбираться на берег, там, где река, становилась озерным зеркалом… Артур лежал на песке, почти касаясь воды, судорожно сжимая в руке свой легендарный меч, обагренный кровью… кровью моего сына?!!..
БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ!!!
Во веки…
Мордрет лежал почти рядом, у зарослей, зажимая рану на животе… он еще дышал, но остаточно было взгляда на траву, запятнанную алым, на его лицо — как пергаментные страницы Священных книг, на кровь, пенящуюся на его губах…
НЕ ХОЧУ ВИДЕТЬ — НЕ ХОЧУ ЗНАТЬ — …
Мордрет — СЫН МОЙ!..
…что бы понять, никто из живущих — не в силах помочь ему…
НЕ ВЕРЮ!!!
… кроме одного… и я найду тебя…
Я свернула рубашку, приложив ее к ране, и обвязала своим поясом. В камышах была лодка — завтра ее не досчитается один из рыбаков…
Силы бурлили во мне, казалось, попытайся мне кто помешать сейчас, — мне хватит движения руки, что бы убить. И что бы перенести Мордрета, мне не нужна была помощь Бедивера — он и Вивиан, спустившаяся по реке, только что закрыли глаза Артуру… Меня трясло при мысли, что кто-то из них посмеет прикоснуться к моему сыну!
В этот раз я пройду до конца!
Мальчик мой… моя плоть, мое сердце! Ты будешь жить!..
В этот раз — я найду тебя, Мерлин… в тумане Инис Витрин…
И я знаю, что ты не посмеешь не ответить мне…
