И тут я все поняла. Я поняла, что он просил не забывать в первую очередь его, но было бы странно, если бы я его забыла. У мужчин другая логика, другое восприятие, в отличие от нас, они стараются встать на точку зрения женщины, если действительно любят. Он просил, чтобы я не забывала все, чему он меня научил, продолжала читать и смотреть действительно только то, что заслуживает внимания. Он много понимал и в литературе, и в кино. Он хотел, чтобы те ценности, которые он мне передал, были живы, а я могла бы передать их кому-то другому.
— И ты передашь?
— Максимус любил говорить, что нужно встретить кого-то достойного, кто мог бы понять и принять твои ценности и сделать их своими. Но это пол дела. Мне кажется, нужно действительно владеть материалом, скажем, иметь желание, что-то передавать. Тебе бы я могла, пожалуй, передать, но я не хочу этого делать. Ты же знаешь, какая я дикая собственница, своего никогда не отдам.
— Однако, ты почему-то всегда последние свои вещи и деньги раздавала.
— Они ничего не стоят. В этом мы с Максимусом никогда не сходились. Для меня деньги — бумага, цветная, но не ценная. Он деньги так же не ценил, но уважал и пытался привить мне это уважение. Не привилось.
— Может, хватит болтать? — сонно пробурчала Риммель.
— Прости, дорогая, — шепнула Лида.
Мы помолчали, я уже не могла заснуть, да и у Лиды сна ни в одном глазу. Я порывалась было встать, но неожиданно сильная рука Риммель прижала меня к матрацам.
— Болтай, но лежи, я не хочу простужаться! — буркнула она.
Лида тихонько прыснула.
— Ты уж будь добра, соблюдай правила, — зашептала она, — Правда, мы тебе их не объяснили. Ну, да ладно. Если мы ложимся, то лежим и не встаем, только если по крайней нужде. Тепло уйдет, и мы все можем простудиться. Простудимся… тогда станет тяжелее добывать еду.
— А почему вам просто не уйти в помощники? — предложила я.
— Пхи, — фыркнула Лида, — Этого еще не хватало! Ты забыла? Я — сноб! Я никогда не буду кому-то помогать, если мне он не нравится.
— Но ты всегда доброжелательна…
— Не путай туризм с эмиграцией, — фыркнула Лида, — Быть светски приятной и испытывать симпатию разные вещи.
— Ну, да, — пораскинув мозгами, сказала я.
— А ты вообще, что хочешь-то? — после пятнадцатиминутного молчания спросила Лида.
— Я? — переспросила с дремы я.
— Ну, не я же, — буркнула Риммель.
Мы рассмеялись.
— Я хочу на мужскую сторону. Там устроюсь помощницей.
Риммель подскочила на месте и развернулась ко мне.
— Вот дура! — не удержалась она.
— Чего ты на ребенка ругаешься, — с примирительной улыбкой сказала Лида.
— А то я тебе не рассказывала!
— Ну, я знаю, а Аиша нет.
— Я тебе, потом расскажу, — угрюмо сказала Риммель, отворачиваясь.
— Чего она? — спросила я.
— У каждого из нас своя история, — загадочно ответила Лида, — Я могу тебе устроить поездку, по крайней мере, в Иезеркель. Через границу перейти не проблема, надо только знать, как и когда. От границы семь километров, это часа два прогулочным шагом, будет станция. Она почти заброшена, там работает только кафе да старый смотритель. Смотритель мой знакомый. Раз в две недели там проходит товарник, доедешь в теплушке до складов в Иезеркеле. Машинист и начальник поезда тоже знакомые, я сама таким путем до Иезеркеля добиралась, тогда правда совала им деньги, но они только смеялись. Им вообще ничего не надо.
— А зачем они тогда это делают?
— Вот увидишься с ними, тогда и узнаешь, — хитро ответила Лида.
— Может не надо? Мало ли какие гадости придут в мою больную голову?
— Ничего такого им не надо. Начальник поезда и машинист хоть люди молодые, но держатся несколько иных взглядов на жизнь, с ними приятно поболтать, но любят они друг друга, это если хочешь семейный поезд. По крайней мере, товарник этот точно частный.
Меня передернуло.
— Да, нам этого не понять. Другие мужчины их тоже не понимают.
— А как там вообще?
— Ой, всего не расскажешь, да и смысла нет. Могу только дать пару советов. Приедешь в Иезеркель, сразу иди, сдавайся в их полицию. Там тебя зарегистрируют и поставят на учет. Выслать — не вышлют, если ты того не захочешь. Действительно не логично высылать, если потом ты снова к ним придешь. Понаблюдают за тобой какое-то время — это даже лучше, ни какая грязь не пристанет.
Но берегись тамошних бродяг. В Иезеркеле ты часто будешь с ними сталкиваться. Они вороватые, наглые и не гнушаются ничем. Не посмотрят, что ты девушка, мало ли, что сделать могут.
— Не пугай меня.
— Я тебя не пугаю, я тебя учу, как жить надо, чучело, — усмехнулась Лида и зевнула.
Нас сморил сон, когда стало особенно холодно. Мы прижались друг к другу плотнее, укутались в тряпки и более-менее согревшись, уснули.
Глава 9. Предстартовая подготовка
Утром я проснулась, во-первых, от того, что стало холодно, во-вторых, от того, что стало светло.
— А как же правила? — сонно проныла я.
— Правила не гласят о том, что стоит спать до полудня, — отрезала Лида, вид у нее был крайне озабоченный.
— Что-то случилось? Где Риммель?
— Ушла рыбачить и пугать прохожих, хотя в этом районе нас все знают. Только что приходила молочница, по пятницам она нас подкармливает молоком, которое не продала в четверг. Так что не парное, но очень вкусное, — Лида подала мне кружку теплого молока, — я подогрела.
— О, спасибо, — я залпом выпила молоко. Оно явно было натуральным, пахло немного коровой, и было не очень приятным.
— Что мы будем делать сегодня?
— Ну, если ты твердо решила, то будем готовиться к визиту в Иезеркель. Поезд был третьего дня, а бывает раз в две недели, то есть только через среду мы сможем тебя отправить. Перво-наперво, тебе надо запастись теплыми вещами, идет осень, а в теплушке даже летом прохладно, а по ночам так вообще труба.
— А далеко до этого города?
— Достаточно. Город приморский, за полярным кругом. У них сейчас минус десять днем, а через три недели, когда ты туда прибудешь, будет вообще дубак и светло всего несколько часов.
— Что-то я уже расхотела, — с сомнением сказала я.
— Ничего, оно того стоит, мы не зря встретились и не зря тебя туда тянет, мы просто обязаны теперь все провернуть.
— Надеешься, что мне повезет больше тебя? — наивно спросила я.
— В общении с мужчинами стоит запомнить только одно — они чувствуют и думают совершенно иначе, — это я поняла по Максимусу, сам он любил говорить, что женщина, суть, пожирательница мужского мозга, а мужчина — женской красоты.
