Когда в руках мужчин появились две тонкие семихвостные плети, Элика ощутила чуть ли не страх. Повернулась к Лэндалу с застывшим в глазах немым вопросом. Он что, плохо понимал, что делал, когда велел организовать подобное зрелище? Элика увидела на миг на ее месте себя. Может, так со стороны и она смотрелась именно тогда... Брат тепло улыбнулся ей.
— Танец песни плети.
Непонимание только углубилось еще больше. А дальше... Элика с трудом заставила себя смотреть на это представление. Рывок, и цепь потянула запястья дрожащей девушки вверх. Ее ловко закрепили, так, что пальчики танцовщицы едва касались пола. Высокая девичья грудь вздернулась вверх, и Эл заметила, как она при этом страдальчески закусила нижнюю губу. " Совсем девчонка, — подумала про себя принцесса, от волнения сжимая волосы Дарка в кулаке. — Неужели Лэн не смог выбрать на эту роль кого-нибудь постарше?" К тому же, торжественно-вопрошающая улыбка брата показалась ей странной. Он что, искал одобрения? Но чему? Оригинальной идее? Неосмотрительно. Пришли жалящие воспоминания − Кассий над ней, внутри... Связанные руки не позволяют скрыться от его касаний... его пощечин... его зла...
Под возвышенный аккорд музыки плети в руках актеров, исполняющих роль палачей-укротителей, взлетели вверх, сбив на плечах рабыни застежки прозрачной туники. И тут Элика услышала ее крик. Антал Милосердный, да разве можно такое сыграть?.. Неприятная дрожь прошибла ее позвоночник. Тем временем лишенная застежек туника сползла на пояс девушки, обнажая грудь. Когда один из мужчин погладил этот маленький девичий холмик лентами плети, рабыня, задергавшись в своих путах, снова закричала. Элика выдохнула, ощутив головокружение, но в тот момент ладонь Дарка вдруг сжала ее бессильно упавшую руку. Принцесса перевела на него взгляд, в котором словно ожили все ее эмоции, даже не поняв, что это была дерзость и своеволие с его стороны. Понимание и едва уловимая поддержка в серых глазах мужчины странным образом успокоили ее, и, опасаясь нового проявления слабости, она поспешно вырвала ладонь и вновь перевела взгляд на сцену.
Самым парадоксальным было то, что боль девушке не причиняли. Функция плетей была больше декоративной. Но на блондинку невозможно было смотреть без содрогания. Она дергалась, не скрывая душераздирающих стонов, и слезы насквозь промочили черную повязку на ее глазах. Ужасающая реальность наконец достигла разума Элики. Это с самого начала не было никакой игрой!
Тем временем второй мужчина похлопал рабыню плетью по едва скрытой шелковой туникой промежности, замахиваясь для настоящего удара. И сердце Элики просто не выдержало. Едва не отпихнув Дарка, принцесса вскочила на ноги. Как раз вовремя, чтобы с возвышения увидеть, как скрытая широкой спиной палача невольница забилась в безудержном плаче.
— Остановитесь! Прекратите это немедленно!
Музыка стихла. Участники постановки недоуменно повернулись в ее сторону, и, узнав без четверти меры масла королеву, поспешно преклонили колени.
—Лэндал, ты что, не видишь, что ей плохо?! Что ты делаешь?!
Непостижимо, но... Брат улыбался.
— Снимите с нее повязку! — велел он мужчинам. Когда его приказ был исполнен, Элика с ужасом поняла, что дела обстояли еще хуже. Это была вовсе не актриса. Просто сломанная, униженная и перепуганная девочка. Принц перевел выжидательно-торжествующий взгляд на сестру, на миг сдвинув брови... Растерянно кивнул на сцену... Элика не узнавала его. Ее Лэндал просто не мог так поступить даже с самой строптивой рабыней, а это вообще являла собой идеал покорности!
— Поверните ее лицо! — велел он. — Ну же, Эл, посмотри внимательнее! Неужели ты не понимаешь, кто она?!
— Прекратите этот фарс, девочке нужен лекарь! Уведите ее немедленно и не смейте больше бить! И снимите, наконец, с нее цепи!
— Эл! — Лэндал выглядел потерянным... — Сестра, позволь объяснить. Это же...
— Ты сам недалеко ушел от дикаря! — в наступившей гробовой тишине с надрывом произнесла Элика.
А затем, круто развернувшись, выбежала из зала, забыв даже о присутствии Дарка.
Глава 5
Малышку трясло. Лэндалу еще ни разу в жизни не доводилось видеть такого. Агония души, а не тела. Моментальное выгорание прежних эмоций... Раз за раз, одним ударом. Ее больше не существовало. Ее прежней. Так ему показалось тогда.
Она больше не плакала. Калиста, его бывшая фаворитка, ныне же свободная его волей от цепей рабства, отпоила девочку настоями трав, которые уняли слезы.
После протеста и бегства Элики Лэндал ощутил надлом. Держать маску и свои эмоции в узде стало невозможно. Велев сворачивать пир, повышая голос, чего раньше за ним не водилось, он разогнал наложниц по комнатам. Тяжелое напряжение повисло в воздухе, вселяя в сердца девушек невиданный доселе страх. Еще недавно весело смеявшиеся с представления, с унижения себе подобной, злорадно ухмыляющиеся − юная красавица была так ненавистна принцу, что он велел прилюдно пороть ее плетью! − сейчас рабыни опасливо жались в стайки, спеша покинуть пиршественную залу, опасаясь, что в случае промедления их настигнет та же участь. Один принц, казалось, не замечал ничего. Ни погасших улыбок, ни слез от страха, ни осуждения в глазах более смелых и приближенных.
Один лишь Дарк, оставшийся в зале после бегства Элики и успевший подняться с колен, был невозмутим. Он посмотрел на Лэндала с каким-то нелогичным пониманием, и у молодого принца появилось ощущение, что порабощенный воин Кассиопеи считал все его мысли. Знает ли Эл, что ее новая игрушка наделена таким мощным разумом?
Но эти мысли вскоре вытеснили иные. Элика не простит.
Лэндал не знал достоверно, что сестре довелось пережить в Кассиопее. Все его представления ограничивались словами Кассия и догадками, построенными на необъяснимой, связывающей воедино эмпатии. Сама же принцесса молчала. Наверняка она поделилась своей болью с Ксенией, с матриарх, с Латимой, к которой тянулась с детства, но уж никак не с ним. Он был мужчиной. Пусть самым близким и родным, но после пережитого кошмара у Эл появилась необъяснимая предвзятость. Он бы ее понял, но она не желала так думать.
Плеть ни разу не коснулась тела Вирсавии. Это было и не нужно, она и так боялась до потери рассудка одного ее вида. Что же до Эл... Ее так не щадили. Кассий сам подтвердил его догадки. Сколько раз, находясь в руках этого чудовища, она кричала от боли, когда плеть пела свою песню порабощения? Сколько слез, бесценных бриллиантов из недр истерзанной души, покрыли ковром страдания мраморные плиты дворца Кассиопеи? Он чувствовал каждый ее всхлип как свой. Их было непростительно много.
