стойки миску дымящейся похлебки.
— Калакейтто! — обрадовалась Лахджа.
Она очень любила этот суп с треской, но дома готовила редко, потому что его терпеть не может Майно. Этого капризного смертного мутит даже от запаха сливочного супа с рыбой. А как-то неуютно есть, чувствуя такие эманации отвращения.
Янгфанхофен достал еще бутылочку белого вина, налил гостье и себе, поставил тарелочку с сыром и произнес:
— Ну раз заглянула, давай-ка я расскажу тебе байку. Помнишь, ты интересовалась, что случилось с бандой Поддувала после того, как они ограбили казино?..
Но он не успел даже начать. Занавес снова отдернулся, и в малый зал вошел один из трех демолордов, которых Лахджа не хотела видеть ни при каких обстоятельствах.
— Добро пожа… ох, — скривился Янгфанхофен.
— Какая встреча! — искренне обрадовался Клюзерштатен, плюхаясь на стульчик. — Старые друзья снова в сборе!
Вот теперь Лахджа горько пожалела, что поддалась на уговоры и отослала доктора Йоханнеса. Кусок трески застрял в горле.
— Здравствуйте, господин Клюзерштатен, — произнесла она, сглотнув.
— Фу, зачем так официально! — скривился козломордый демон. — Ты что, обиделась за тот суд? Так я же знал, что тебя оправдают. А в душе-то я был полностью на твоей стороне.
— Нет… дело не в этом…
— А в чем? — придвинулся ближе Клюзерштатен. — Ты на меня за что-то обиделась? Дуешься? Не дуйся.
— Мне было бы гораздо проще с тобой дружить, если бы ты не был… настолько непредсказуемым, — попыталась отодвинуться Лахджа. — Иногда… шутливо-враждебным, но с реальными последствиями для меня. Я просто не знаю, как с тобой себя вести.
Янгфанхофен смотрел на них тяжелым взглядом. По крайней мере в малом зале Лахджа в полной безопасности, рядом с Паргоронским Корчмарем никто ее не тронет.
Но ей же придется рано или поздно отсюда выйти.
И о своих словах она сразу же пожалела, потому что Клюзерштатен ничего не ответил. Он только постукивал пальцами о стойку, и молчание становилось все более пугающим. Бородка демолорда мелко подрагивала — он то ли сдерживал смех, то ли все сильнее злился.
— Лахджа, ты ешь, все хорошо, — сказал Янгфанхофен.
— Я думал, мы с тобой понимаем друг друга, — процедил наконец Клюзерштатен.
— Я тебя ни в чем не упрекаю, и ничего не требую, я просто должна была сказать, что чувствую, — поспешила заверить Лахджа.
Она боялась Клюзерштатена. Боялась, как боятся сумасшедших. Нет, он не псих, он один из самых умных обитателей Паргорона, но он… злой. По-настоящему злой. Он как жестокий трикстер, абсолютно непредсказуемый, способный на что угодно.
И в этот раз Клюзерштатен молчал еще дольше. Его пальцы поигрывали застежкой трости, а брови Янгфанхофена сошлись к переносице, ладонь уже откровенно лежала на рукояти тесака.
А потом Клюзерштатен вдруг улыбнулся, издал какое-то козлиное мемеканье и молвил:
— Тогда ладно. Спасибо, что сказала прямо. Это редко делают.
— Выпьешь с нами? — мрачно спросил Янгфанхофен.
— Конечно. Ты там рассказать что-то хотел? Я тоже послушаю.
— Тебе будет неинтересно, ты же не слышал первые две части. Я лучше тогда расскажу… хм-м… знаете историю про пастушку и бога полей?
— Я знаю, ты мне рассказывал, — кивнула Лахджа.
— Ладно, тогда что-нибудь другое…
Янгфанхофен рассказал забавную байку. Потом еще одну. Потом и Клюзерштатен, то и дело посмеиваясь, поведал историю, которую сам считал комедией, а вот Лахджа посчитала ее хоррором, хотя и с элементами черной комедии.
Ладно, иногда она смеялась.
Чтобы не быть неблагодарной, она и сама рассказала байку. Историю о том, как лет семь назад, когда они с мужем еще жили в Валестре, она летала на вызов Вератора. Подменяла там скоропостижно скончавшуюся королеву, которой ради нужд высокой политики требовалось еще хотя бы пару дней побыть живой.
Она рассказала это в духе комедии положений. Там действительно случилось немало забавностей. Иногда стыдных. Лахджа поведала это в лицах, меняя голоса и немножко метаморфируя. Иногда запрыгивая на стул и патетически вещая.
Ну а потом она откланялась. Янгфанхофен куртуазно предложил ей выйти не в большой зал, а напрямую домой. Он просто открыл перед дамой дверь — и за ней оказался перекресток дорог. В нескольких шагах — ворота в усадьбу Дегатти.
— А почему у вас на воротах висит свиная голова? — удивился Янгфанхофен.
— А, это моя дочь, — с каменным лицом ответила Лахджа. — Пугает гостей. Астрид, опять мэтресс Буженина?! Тебе же не пять лет!..
Клюзерштатен остался сидеть за стойкой, потягивая винцо, а вот Янгфанхофен вышел, и они там на перекрестке еще несколько минут болтали. Жирный сластолюбец никак не мог распрощаться.
— Кхех, — фыркнул Клюзерштатен. — Дядюшка в своем репертуаре… а это что?..
— Привет! — донесся голос, удивительно похожий на его собственный. — Я… я знаю тебя?.. Освободи меня!..
Клюзерштатен с интересом уставился на клетку, которую прежде не замечал. Игрушка. Ожившая проклятая игрушка… подождите-ка…
— Стой, ты же мой… — расплылся он в улыбке. — Ты откуда тут?
— Я подарок, — прошептал дракончик. — Меня… передарили. Якобы я опасен для детей. Я — и опасен!..
В стеклянных глазах отразилась обида, и Клюзерштатен понимающе цокнул языком. Это звучало так знакомо, так близко…
Янгфанхофен все еще оставался там, в другом мире. Воровато поглядев на приоткрытую дверь, Клюзерштатен хмыкнул… и резко взмахнул тростью.
Низ клетки упал, а вместе с ним упал набивной дракончик. Клюзерштатен открыл окно и выпустил его наружу, на свободу.
— Беги, — сказал он напутственно. — Беги к хозяевам.
Усевшись обратно за стойку, он втянул остатки вина и насмешливо пробормотал:
— Избавиться она вздумала от подарка… Но я не забываю друзей.
Было раннее утро, в саду пели птицы, а Майно Дегатти безуспешно пытался проснуться. Он лежал в постели, смотрел в потолок и все осознавал, но не мог шевельнуться. Руки и ноги не слушались. Ощущения были как при парализующих чарах… но кто мог их наложить на него в собственном доме, где сами стены защищают его, волшебника?
Я не могу двигаться. Что происходит? Что происходит?!
— М-м-м… ты здоров и не заколдован, — произнесла Лахджа, пробегаясь по эмоциям и ощущениям мужа. — Ерунда, просто сонный паралич. Твой мозг проснулся, а тело еще нет.
Зараза. Даже говорить не могу.
— Не можешь. Ни говорить, ни двигаться. Ни сопротивляться, ни позвать на помощь… и теперь тебя будет душить нечисть!
На Майно со смехом навалилась демоница. Еще несколько секунд он не мог ничего поделать, а потом почувствовал, что сонный паралич спадает. Руки снова стали подчиняться, он схватил Лахджу, и та заверещала.
— Попался, суккуб! — воскликнул он, переворачивая ее на спину. — Атаковать спящих — преступление, и ты будешь наказана!
— Нет, только не щекоти,
