Она предавалась любви неистово, но ненависть, а не любовь, была причиной тому. Изменяя клятвам, которые они с Мъяонелем дали друг другу, она испытывала сильнейшее наслаждение, более острое, чем судороги страсти. Так она мстила убийце Тайленара, ибо пока не могла отомстить иначе.
Дав выход своей ненависти, она на время снова становилась способной к роли, отказаться от которой пока не могла. Мъяонель же ничего не подозревал. Искусный колдун, Обладающий Силой, один из Владык, ван, видевший, как тысячелетия, словно песок, текут сквозь пальцы – он стал слеп, как семнадцатилетний юнец. Он обучил Ранхильд многим секретам колдовского искусства и поведал ей многое о природе Сил и Стихий. Так же он показал ей ключи от всех заклинаний, работавших в его замке и не скрывал от нее ничего из тех приемов, которыми пользовался в своей волшбе.
И вот, настал день, выбранный заговорщиками для осуществления их плана. Пока Мъяонель увлеченно работал в лаборатории, Ранхильд, позаботившись заранее, чтобы в замке не было никого из дроу (ибо они могли почувствовать неладное), сотворила волшебный путь и провела в цитадель Лордов во главе с Келесайном. Затем она позвала своего мужа. Охранные заклятья ни о чем не предупредили Мъяонеля, а его Сила в тот час не была с ним. Когда он вошел в тронный зал, Лорды, наконец, обнаружили себя. Во мгновение ока составили они круг и соединили свою власть, в центре же круга оказался хозяин замка. Увидев их, он попытался было вызвать свою Силу, но объединенное могущество Лордов превозмогло ее. Вот имена их: Лорд Архайн, Лорд Имрадим, Леди Данира, Лорд Галлар, Лорд Зерем, Лорд Келесайн Майтхагел, Лорд Навранд. Еще были с ними Джезми и Танталь, ученики Келесайна, и Дайнеан, ученик Зерема. В те дни их еще не называли Лордами. Увидев Ранхильд, понял Мъяонель, что предан.
Спросил он, глядя в глаза той, которую любил больше жизни:
– Почему?
Сказала Ранхильд:
– Когда-то меня звали Айнеллой. Ты убил моего возлюбленного. Ты забрал его сердце и выпил его душу. После того ты обманул меня и желал обманом заполучить мою любовь. Наверное, ты полагал, что твое могущество защитит тебя от какого бы то ни было возмездия. Ты ошибался. Ибо то, что теперь будет с тобой – именно возмездие.
Сказал Мъяонель:
– Я любил тебя.
Сказала Ранхильд:
– Украденной любовью. Я же тебя – ненавижу.
Некоторое время Мъяонель молчал, а потом громко засмеялся. И был это – смех безумца, смешанный с плачем.
Сказал он:
– Гвехтинг, старая мошенница… если бы не умерла ты от меча Тайленара, то, клянусь, непременно отыскал бы я тебя и задушил бы собственными руками!… Законы, по которым движется это мироздание, иногда безумны даже для меня, Владыки Бреда, ибо имя этим законам – глупость. Так, пытаясь исправить одну ошибку, мы часто совершаем другую, еще большую. К чему мне Сила, если она лишила меня сердца? Зачем мне сердце, если оно убило женщину, которую я полюбил более всего? Зачем мне возлюбленная, если более всего на свете она ненавидит меня?…
Он опустил голову и долго молчал. Затем, вновь посмотрев на Ранхильд, сказал:
– Сердце Тайленара сгорело и стало пеплом. Более ты мне не интересна. Если мне суждено умереть – я умру свободным, а не рабом, пусть даже и у столь высокого господина, как любовь.
Более не сказал он ей ничего, но, усмехнувшись, обвел взглядом Лордов, пленивших его. Спросил Мъяонель:
– Ну, а вы – какое же вы оправдание найдете нарушению клятвы?
Сказал ему Келесайн:
– Это – наше дело. Достаточно тебе и того, что мы дали тебе несколько минут, чтобы прояснить кое-что о твоей семье. Теперь ты умрешь – так, как заслуживаешь.
Они уничтожили тело Мъяонеля и, сколь могли, его душу. Но, зная, что, будучи связан с Силой, он может рано или поздно возродится, они заключили зерно его души в тесную оболочку и по волшебной дороге отнесли в Земли Изгнанников и бросили в тамошний круговорот жизни и смерти. Так сбылось давнее проклятие тирана Казориуса, которого Мъяонель сам некогда заточил в Земле Изгнанников. Взяв в жены Ранхильд, познал Мъяонель сладость рабства, преданный и плененный – вкус бессилия, а бремя ничтожества и горечь унижения ждали его в бессрочной ссылке в мире, где умирает всякое волшебство.
После того Лорды разрушили колдовской замок своего врага, уничтожили все проявления его Силы в Эссенлере и сожгли значительную часть Безумной Рощи. При этом были истреблены многие дроу, и в том числе – князь их, Кемерлин Отступник. Келесайн охотился за оставшимися и желал предать смерти и их – отчего-то он сильнейшей ненавистью ненавидел этот народ. Однако, совершенно истребить их ему не удалось, потому как дроу были охранены от его произвола многими Лордами, и в том числе теми, кто входил в число Восседающих.
Говорят, что когда огонь стих, и лишь дым и пепел остались от колдовского замка Мъяонеля, на тех развалинах видели сына Кемерлина, Герхальта, и будто бы долгое время провел он там, отыскивая что-то. Когда же покинул он руины, то будто бы унес с собой странное украшение – драгоценный камень, напоминающий рубин, свет в котором пульсировал, словно живое сердце.
Прошли годы и десятилетия. Кое-где лес восстановился, хотя, конечно, былая магия так и не вернулась в эти места. Развалины покрылись мхом и травой. О деяниях Лордов и героев складывали легенды и сочиняли баллады. Поскольку Совет к тому времени вновь распространил свою власть на земли, соседствовавшие с былой вотчиной Мъяонеля, то и создаваемые сказителями истории почти всегда были такими, какими их желали видеть Восседающие. Бывали, однако, и исключения, ибо многое еще в этом мире было несовершенно и ученикам Келесайна Майтхагела и ему самому предстоит еще много работы, чтобы превратить этот, да и другие миры Сущего, в обители порядка и бесконечной гармонии. Так, спустя почти столетие после гибели Мъяонеля находились еще люди, которые откуда-то узнавали о том, каковы были настоящие деяния его и каковы были обстоятельства его гибели. Некоторые поэты пленялись этими историями и даже пытались добраться до развалин его замка, но немногие возвращались из леса, окружавшего руины. Ибо остатки Безумной Рощи по-прежнему таили в себе смертельную угрозу для незваных гостей, с какими бы благими намерениями не приходили они. Говаривали также, будто бы до сих пор обитают в этом лесу темные альвы – им-то часто и приписывали гибель людей, без вести сгинувших в немеречье. Однако находились и немногие, кто, возможно – чудом, возможно – благодаря странной прихоти дроу, проходили лес и достигали руин. Говаривали, будто бы там до сих пор таится что-то особенное, будто бы в воздухе до сих пор витает некий неуловимый аромат темного волшебства, аромат безумия и смерти, аромат чудес и поэтического вдохновения. Ибо любое творчество – это безумие, и музыкант, и художник, и стихотворец безумны еще более чем юродивые и больные, и безумны все те, кто внимает им, ибо любое творчество в своем основании не имеет никакого очевидного смысла и никакой практической ценности.
