– Ну‑ну‑ну, слишком сильное заявление для того, кто сейчас сам сдохнет. Это финал, хинин. Ты должен был умереть чуть раньше, но слишком задержался на этом свете. Слушай, а может тебя отдать на опыты господина Ицуми? А что? Он оторвется на тебе по полной за своих друзей! – хохотнул Сэтору.
– Да! Отдай их мне! – послышался голос Ицуми со стороны стоящих машин.
Я заметил, что затемненное стекло одной из них опустилось, и на свет показалась голова Ицуми. И этот чепушила здесь. Похоже, что все ушлепки слетелись на последний ужин…
– Какая же ты гнида! – крикнул я. – И отец твой был гнидой, и сына также воспитал! Вы оба – последнее отребье! Я презираю вас, пидарасы конченные!
– Всё, задрал! – рявкнул Сэтору.
Он снова растворился в воздухе и оказался возле пульта управления.
– Спокойной ночи, хинин! – процедил Сэтору Мацуда и нажал на кнопку опускания.
Зажужжали сервомоторы, тросы пришли в движение, опуская меня в воду. Я задергался, но разве спрыгнешь с крюка, когда руки надежно закреплены…
Первым в воду опустился таз. Следом мои ноги. Я вздрогнул – вода показалась ледяной.
– Давно надо было это сделать, – послышалось сверху.
– Я вернусь призраком и буду тебе каждую ночь срать на ебальник! – выкрикнул я прежде, чем вода добралась до горла.
Когда черная гладь сомкнулась над головой, я продолжал видеть улыбающееся лицо Сэтору…
Глава 23
На этот раз меня никто водой не окатывал – я полностью в неё погрузился. Вот прямо вместе с крюком, который, вдобавок, ещё и стукнул по башке, как будто мне мало было утопления. Холодная вода обступила со всех сторон. Она заглушила все звуки, старательно замазала картинку, оставив только отблески далекого света вверху. Вода попыталась было проникнуть и в другие мои отверстия и обязательно проникла, если бы я их отчаянно не зажимал. Под отверстиями я понимал нос и рот, а вовсе не то, что могло появиться в некоторых возбужденных мозгах…
Конечно то, что мои ноги достигли дна, а крюк башки, не могло не радовать. Оно обрадовало хотя бы потому, что я смог сдернуть наручники с металлического края. Затекшие руки опустились, и я смог‑таки почесать многострадальный нос. Хоть какое‑то удовольствие перед скоропостижной кончиной…
Руки свободны, нос почесан. Жить бы, да радоваться. Недолго, правда, но всё же…
Правда, почесывание носа не принесло желаемого облегчения для остального тела – ноги всё ещё были прикованы ко дну. Попытки прыгнуть привели только к тому, что тазик чуть приподнялся над илистым дном, а потом снова упал в портовый мусор. Правда, чуть сдвинулся в сторону, скрежетнув по лежащим на дне камням.
Жить мне оставалось около минуты. Это время я ещё продержу воздух в груди, а потом… как бы я не хотел оставить его в себе, воздух вырвется наружу, а вместо него хлынет пахнущая мазутом черная вода.
И буду я тут болтаться одиноким пупырышком до тех пор, пока рыбки не соблаговолят откушать молодого некомиссарского тела. А потом как‑нибудь наткнутся на меня водолазы и покачают головами – вот ещё одна жертва якудзы обрела покой на дне. Или вынесет меня течением наружу и буду я лежать белесым скелетиком среди гальки, раковинок и женских тампонов…
Вот какая только муть не лезет в голову, когда до конца жизни остается меньше минуты. А ведь нужно попытаться выжить!
Нет! Я не хочу лежать среди гальки, раковинок и тем более не хочу валяться среди женских тампонов! Я хочу жить и дышать! Я хочу отомстить за всё этому пидару Сэтору!
Нужно допрыгать до пирса и попытаться залезть на него!
Пусть это будет трудно, пусть невыносимо, но… Пока я так думал, мои ноги уже вовсю начали ход в сторону пирса.
Тазик опускался и поднимался. Опускался и поднимался. Я пытался сделать какое‑нибудь оммёдо, но магическая сталь блокировала боевые меридианы и не давала духу достичь образованных мудр. Оставалось только прыгать…
Сколько там было? Два метра? Три?
Нужно только допрыгать… схватиться до опоры и…
И попытаться залезть. Попытаться…
В груди начало гореть жарким огнем. Воздух спекся в легких и настойчиво потребовал выхода наружу. Я даже пернул, в тщетных попытках его удержать. И не надо смеяться – посмотрел бы я на вас на моём месте!
Раз! Раз! Раз!
И ещё раз!
Мои ноги поднимались и опускались. Поднимались и опускались. От поднятого вокруг ила ни черта не видно. Только…
Раз! Раз! Раз!
Ещё и ещё. К жизни, к мести, к воздуху…
Я выставил скованные руки и с надеждой ждал, когда же они наткнутся на бетонные опоры. Но они продолжали торчать в темноте воды, чуть посверкивая зачарованным металлом. Легкие искорки пробегали в илистой тьме. Легкие искорки, как светлячки летней ночью…
Первый пузырь вырвался наружу из сомкнутых губ. Предательски выскочил и тут же помчался вверх, стараясь как можно быстрее убраться от потенциального покойника. А где первый, там и второй…
Как бы не старался удержать воздух в груди, но он просочился через ослабевшие губы и рванулся вверх. Я с тоской проследил за стайкой веселых пузырей, которая ещё давала мне надежду на жизнь. В следующий миг тело рефлекторно схватит воду, думая, что сможет выделить из её воздух… Схватит, вода наполнит легкие, тело поймет свою ошибку, обидится на несовершенство этого мира и умрет.
А я умру вместе с ним. Вот прямо сейчас мои губы распахиваются, я делаю инстинктивный вдох, и холодная вода радостно заливается в открытую воронку…
Вот и всё. Вот и зря все порывы, все стремления, все мотивы…
Всё зря…
Ещё один глоток воды, который не тушит горящие легкие, а напротив – ещё больше подливает бензина в огонь. Краешком мутнеющего сознания вижу легкий блеск над головой.
Рыбка проплывает? Пасет приготовление блюда от местного шеф‑повара по имени Сэтору Мацуда?
И последний… третий глоток, после которого мозг пошлет меня ко всем чертям и отключится. Оставит дохлое тело в водной тиши…
Третий глоток… последний… Кажется, что моё тело обвивают чьи‑то ноги… Это я уже схожу с ума от нехватки кислорода? Присосался какой‑нибудь осьминог‑извращенец, и сейчас как начнет свои тентакли пихать…
Тело распахивает рот, чтобы разом оборвать все мучения и…
Вместо воды внутрь влетает воздух!
Вот честное слово – я очумел в первый миг, а во второй миг начал блевать…
Извините, что так не по‑геройски получилось, но я вовсе не герой и тоже иногда срать хожу. А тут сам бог велел выплеснуть воду из легких.
Всё также ничего не было видно. Где‑то вверху пробивался далекий электрический свет, а тут… А тут я стоял, кашлял и исторгал из себя воду. Но как‑то странно – стоило мне чуть согнуться, как тут же голова погрузилась в воду, которая с настойчивостью маньяка снова взялась заливаться в воронку. Пришлось опять выпрямиться и плескать уже стоя, но в воздушном…
Куполе? Пузыре? Что это вообще такое?
Я поднял руки и поскреб по твердому куполу. Небольшому, похожему на перевернутую вьетнамскую круглую лодку.
Откуда взялся воздух? Откуда взялся купол? Ни хрена не видно, но зато теперь я четко ощущал, что меня за торс крепко обхватывают именно ноги. Не тентакли, не сети, а человеческие крепкие ноги. Человеческие руки не обхватывали. Судя по движениям воды рядом с телом, они делали оммёдо.
– Постарайся не дергаться, – прозвучал женский голос.
– Да… кх‑кх… да как же не дергаться… кх‑кх… Бондюэ‑э‑эль… кх‑кх… Ты кто?
– Самурай в пальто. Тебе не всё равно? Не дергайся. Мы должны выждать время…
– Какое время.
– Минут пять, не меньше. Чтобы оябун забрал своих и ушел.
– Оябун, так ты из Хино‑хеби? Кх‑кх…
– Успел забыть? А я‑то думала, что такая одна, единственная и неповторимая, – проворковала девушка, коснувшись моей щеки мокрыми волосами. – Увидел сегодня в первый раз и тут же влюбился…
Сегодня? В первый раз? Оябун?
