Пропуск, выписанный на троих, обязательно привлек бы внимание.
Когда миновали предместья, Бук перестал отодвигать занавесь на окне кареты и откинулся на сиденье. В темноте можно было различить только верх светло-голубого платья Авроры. Лица ее не было видно. Она укрылась пледом — пледа тоже не было видно.
— Я так и не понял, — сказал он, — на чьей стороне вы были.
Аврора не ответила.
— От Фокса информации не допросишься, но, по всей видимости, вы испугались, и он использовал ваш испуг. А что делал тот, кто сейчас гонит лошадей во весь опор, рискуя сломать нам обоим шеи, я не знаю. Предполагаю, что между ним и Фоксом произошла размолвка, и Фалкон принял сторону Фокса. Тогда понятно, почему Хок отсутствовал, когда все началось. Непонятно, почем вдруг в самом разгаре событий он оказался в вашей квартире. Также непонятно, куда он нас везет.
— Почему же, — откликнулась наконец Аврора. — Это как раз понятно. В Кронин.
— Зачем?
— Зачем он везет туда меня — долго объяснять. А вас он туда везет, чтобы сдать вас новому правителю.
— Чтобы я заявил прилюдно, что новый правитель — мой отец?
— Возможно.
— Нет, хватит с меня, — сказал Бук мрачно. — Лимит предательств исчерпан, дальше продолжать — люди будут смеяться.
— А зачем вам кого-то предавать?
— Не кого-то, а что-то. Память об отце. Признать отцом Лжезигварда значит…
— Никакой он не Лжезигвард. Странно, что вы этого не понимаете. Он и есть ваш отец. Будь он самозванцем, никакой паники в Астафии бы не было. Послали бы в Кронин человек сто, и они бы Лжезигварда арестовали, а кронинцы стояли бы и смотрели, да еще бы думали, как на этом заработать.
— Мой отец…
— Вам много про него рассказали, и вы всему поверили.
— Этого не может быть.
— Но это есть. Я была бы вам очень благодарна, если бы вы помолчали немного.
— Вам нужно подумать?
— Мне нужно поспать.
Она протянула руку под сиденье, пошарила там, и выволокла сразу два дополнительных пледа, в которые тут же укуталась.
Бук только сейчас сообразил, что в карете очень холодно. Сразу к северу от Астафии намечалась следующая климатическая зона.
Болтает, подумал он. Не может быть, что Лжезигвард — мой отец. В голове не укладывается.
Когда Бук снова отодвинул занавеску, ему стало не по себе. Карета, оказалось, свернула с мощеной Северной Дороги на какую-то окольную тропу, и теперь подпрыгивала, катясь по тронутой заморозками грязи.
Что ж. Если его решили здесь прикончить, как собаку, по крайней мере, он разгадал замысел и будет ко всему готов. Он пошарил под скамьей, ища что-нибудь тяжелое, и к своему удивлению вытащил оттуда хорошо отточеный боевой меч. Сперва это привело его в смятение, а затем он засомневался. Если такой человек как Хок задумал его убить, в то, что он оставит ему хоть какое-то оружие, поверить было трудно. Если, конечно, Хок не задумал сойтись с ним, Буком, в поединке. Вряд ли. В романтике многолетнего слугу Фалкона заподозрить было никак нельзя. Чего же он хочет? Что за дорога?
Бук вздохнул, набрался храбрости, и высунулся в окно.
— Эй!
Мгновенного ответа не последовало, но вскоре карета остановилась, и Хок спрыгнул с облучка.
— Ну? — сказал он.
— Во-первых, я замерз, — сказал Бук. — Во-вторых, мне скучно. Аврора спит, говорить не с кем.
— Садитесь ко мне на облучок, — сказал Хок. — Я дам вам плед. В карете есть печка, но лучше ее сейчас не зажигать.
Бук подумал-подумал и решил, что, в общем, надо подсесть к Хоку и вывести его на разговор. Хок предложил ему свою флягу и Бук охотно приложился к ней.
— Вот ведь незадача, — сказал он, когда карета снова тронулась. — Я совершенно не понимаю, куда мы направляемся.
— В Кронин.
— Почему по этой дороге?
— Северная Дорога кишит воинами и шпионами — два типа людей, к которым у меня стойкая неприязнь, с раннего детства, — объяснил Хок. — А эта дорога пользуется плохой репутацией, поэтому мы наверняка никого на ней не встретим. К утру мы прибудем в поселение, где знакомый мне фермер сдаст нам на день свой дом. Я хотел бы выспаться — я третьи сутки без сна.
— А что мы будем делать в Кронине?
— Присягать вашему отцу.
— Я не верю, что он мой отец.
Хок улыбнулся и пожал плечами.
— А зачем Аврора?
Хок помолчал, бросил недружелюбный взгляд на Бука, приложился к фляге, и в конце концов сказал:
— Вы действительно хотите знать?
— Ну да.
— А вам не кажется, что это сопряжено с какой-нибудь тайной, вас не касающейся?
Бук поразмыслил.
— Знаете, нет, — сказал он. — За эти две недели я хорошо узнал Аврору. Я стал ее другом.
— И как друг вы, конечно же, позаботились, чтобы она не осталась без средств и для обеспечения постоянного дохода поставили ее под фонарь на Улице Святого Жигмонда, поскольку сами стеснены в средствах.
— Она и раньше…
— Да, с той разницей, что раньше под фонарь ее поставили не вы, но кто-то другой.
— Вы забываете…
— Я никогда ничего не забываю.
— …вашу роль во всем этом.
— Какую еще роль?
— Осведомителем Фалкона меня сделали именно вы.
— Вы могли отказаться.
— Нет, не мог.
— Могли.
— Я считал сначала, что так нужно для блага страны.
— Князь, мы не во дворце и не в Рядилище, и мы с вами взрослые люди.
— У меня были причины.
— У всех бывают причины.
Помолчали.
— Все-таки, — сказал Бук, сгорая от стыда, — мне ее жалко. Аврору.
— Это хорошо, — сказал Хок. — Жалость и милосердие кажется в родстве?
— Да, близком. Меня беспокоит ее судьба.
Хок помолчал, подумал, и сказал:
— Ладно. Мы в предстоящем нам деле союзники, потому я вам, пожалуй, доверюсь. Обещайте не использовать то, что я вам скажу, в своих целях. Я, правда, не представляю себе, каким образом вы можете это использовать, но особам царственным всегда предоставляются случаи на которые мы, простые смертные, никогда не рассчитываем.
— Обещаю, — сказал Бук.
Хок долго молчал. Бук ждал.
— Аврора, — сказал Хок, — родом из мещан. Девушка как девушка, но однажды одному вельможе вдруг взбрело в голову в нее влюбиться. Он стал ее богато одаривать, поселил в специально для нее купленный дом, и даже стал платить за учение ее брата, который как раз постигал в то время премудрости военного ремесла. Брат не возражал. Но случилось так, что мы с Фалконом составили очередной заговор против Фалкона, и к этому заговору подключили этого самого вельможу. И Фалкон написал приказ об его, вельможи, аресте, а подписали его вы лично, как всегда неглядя. Я арестовал вельможу, и его колесовали. К тому времени родители девушки отреклись от нее и куда-то уехали. Возможно, они решили, что им необходим в связи с потрясениями некоторый отдых. И она и ее брат остались без средств. Не сразу — поскольку вельможа был щедр и одаривал ее не только средствами существования, но также бижутерией, которая всегда в ходу, но — постепенно. Из особняка пришлось выехать. Девушка работала прачкой, белошвейкой, и так далее, а брат ее продолжал учебу. Оба они горели, естественно, жаждой мести. Но жажда мести и стабильность дохода редко сочетаются. Наступил момент, когда у девушки не осталось ни заработков, ни денег. И тогда она встала под фонарь. Где я ее и обнаружил. Было это пять лет назад.
