Впервые на памяти любого из имперских властителей Джингу выказал признаки страха: он побледнел, над верхней губой выступил пот, а тем временем перед ним продолжалось воссоздание драмы, разыгравшейся часом раньше. Сотник Шимицу вернулся в комнату и после краткой ожесточенной стычки получил рану от ножа Теани. Все зачарованно наблюдали, как он отшвырнул наложницу за порог балкона; беззвучно развалилось деревянное ограждение, а потом проломились доски настила, и Теани полетела навстречу смерти, оставив в памяти каждого лишь образ призрачного лица, искаженного ненавистью, ужасом и безумным страхом. На мгновение показалось, что в битком набитой комнате остановилась жизнь и все оцепенело. Затем некоторые гости, полагая, что драма завершилась, испуганно зашушукались. Улучив момент, Мара бросила взгляд на властителя Минванаби. Сейчас у него на лице можно было прочесть многое. Как видно, он лихорадочно искал выход из бедственного положения, в котором очутился; в маленьких глазках еще светилась слабая надежда. Ход его рассуждений был ясен: пусть даже Теани и повинна в предательстве, но ведь Шимицу убил ее и тем самым восстановил честь господина. Если бы на этом все закончилось, Джингу был бы спасен. Но на лице Всемогущего нельзя было прочесть ни осуждения, немилости. Магический клубок продолжал разматываться, и вот уже первый сотник войска Минванаби, встав в центре комнаты, принял боевую позицию и начал наступление на властительницу Акомы.
Джингу напрягся, словно над ним уже занесен меч палача. Широкая спина Шимицу загораживала Мару, так что никто в комнате на имел возможности догадаться, что именно она ему сказала. Впрочем, обоими было произнесено всего лишь несколько слов; затем меч воина поднялся и быстро опустился. Видно было, как перекатывается и уворачивается Мара, загнанная в угол между сундуками. И вот уже гости, которые оказались рядом с хозяином, начали, как бы невзначай, потихоньку отодвигаться, словно позор заразен и эту заразу можно подхватить при случайном прикосновении.
Смелое вмешательство Аракаси увенчало дело, и все присутствующие один за другим устремили на властителя Минванаби осуждающие и презрительные взоры.
В давящей тишине Элгахар пробормотал несколько фраз, и мистическое бледно-голубое сияние потухло. Преодолев наконец стеснение в груди, которое не отпускало ее с самого начала магического представления, Мара глубоко вдохнула, но все еще не могла унять дрожь от пережитого страха и неизвестности. Угроза, нависшая над ней, еще не миновала.
В глазах Имперского Стратега, стоявшего рядом с властителем Минванаби, горел дьявольский восторг. Пожав плечами, так что сверкнула богатая вышивка мантии, он отчетливо проговорил:
— Ну что ж, Джингу. По-моему, достаточно очевидно, что на твою гостью было совершено покушение. Сначала девицей, затем воином. Твои слуги весьма ревностно исполняют свой долг, не так ли?
Джингу не дрогнул. Лишь ему одному были известны чувства, которые он испытал, когда перевел взгляд с Мары на залитого кровью офицера. Так тихо, что лишь немногие, стоявшие поблизости, могли его расслышать, он спросил:
— Почему?.. Шимицу, я доверял тебе, как никому другому. Что толкнуло тебя на это?
Губы Шимицу страдальчески искривились. Уже не имело значения, какое оправдание он найдет для интриг Теани: действия самого первого сотника в любом случае обрекали его господина на смерть во искупление позора.
— Эта тварь предала нас, — просто промолвил он в ответ, так и не объяснив, относилось ли это к Маре или к Теани.
— Ты сумасшедший! — вскричал Джингу в бешенстве, так что все содрогнулось в комнате. — Тупое отродье больной суки, ты убил меня! — Не промедлив и секунды, он выхватил из-под одежды кинжал и ринулся вперед. Прежде чем кто-либо успел перехватить озверевшего Джингу, он резко полоснул кинжалом по шее Шимицу. Из перерезанных артерий фонтаном хлынула кровь. Шимицу покачнулся, еще даже не поняв, что произошло. Его руки тщетно хватали воздух, но жизнь ускользала между пальцев. Наконец он осознал, что наступил смертный час, и могучие плечи бессильно поникли. Все теперь утратило значение: предательство и ложь, обманутые мечты и любовь, отданная недостойной избраннице. Воин принял простертую к нему длань бога Туракаму почти умиротворенно и нашел в себе силы прошептать:
— Благодарю тебя, мой господин, за то что ты даровал мне смерть от клинка! — Сидеть он уже не мог и упал на спину.
Напоследок Шимицу кивнул Маре, словно салютуя властительнице Акомы в знак признания ее победы. Затем глаза его потухли, а руки, что угрожали смертью, безжизненно упали. Мертвец, распростертый у ног изысканно одетых гостей, мог послужить красноречивым символом крушения Джингу. Властитель Минванаби выбыл из Игры Совета.
Альмеко нарушил молчание:
— Это ты сгоряча, Джингу. Возможно, воин мог бы рассказать еще что-нибудь. Какая жалость!
Властитель Минванаби резко повернулся. На какое-то мгновение могло показаться, что он способен напасть на Имперского Стратега, но ярость уже выдохлась, и Джингу выронил кинжал. Альмеко вздохнул. Бесформенные фигуры Всемогущих в надвинутых на лицо капюшонах вновь заняли свои места рядом со Стратегом, а тот уже сосредоточил внимание на Десио, сыне и наследнике Минванаби.
— Поскольку рассвет считается самым подходящим временем для подобных дел, я полагаю, что следующие несколько часов ты будешь занят подготовкой ритуала искупления вины для твоего отца. Я возвращаюсь в постель. Надеюсь, когда я встану, ты сумеешь так или иначе вернуть веселье на эти жалкие руины праздника… властитель Десио.
Десио утвердительно кивнул. Не в силах вымолвить ни слова, он повел отца прочь. Казалось, Джингу впал в транс. Из него словно выкачали воздух; голос, прежде уверенный и наглый, стал почти не слышен. Он целиком ушел в себя, обратившись мысленно к предстоящему испытанию. Храбростью он никогда не отличался, но тем не менее был обязан довести до конца роль цуранского властителя. Судьба предопределила ему умереть, и нужно было любым способом найти в себе силы выполнить то, чего от него ждут. Уже переступив порог вслед за отцом, Десио бросил на властительницу Акомы последний взгляд, в котором ясно читалось предостережение. Пусть другие награждают рукоплесканиями успех Мары в Игре Совета — она пока еще не победила. Она лишь передала кровавую эстафету следующему поколению. Мара вздрогнула. Ей не надо было напоминать о том, что она все еще находится в самом средоточии могущества Минванаби.
Мысль ее работала быстро, и прежде чем наследник Минванаби сумел избавиться от тягостного для него внимания общества, Мара окликнула его:
