— Даже не ушибся, — хмыкнул Риланкоши, отпуская детёныша на ковры. Его собратья уже возились там, толкаясь и дёргая друг друга за хвосты и крылья — но изредка что-то мерещилось им, и они замирали, приникая к полу.
Ушибленный Яймэнс — тот, кто упал с уступа над воротами — покосился на повязку, прикрывшую колено, и потыкал в неё толстым пальцем.
— Сядь! — прикрикнул на него один из авларинов.
— Чего сидеть-то? — щёлкнул зубами хеск. — Некогда мне.
— И верно, — Риланкоши оглянулся на окно — со двора уже нёсся клёкот, прерываемый сердитым шипением. Яймэнсы, забыв недавний страх и болезненные судороги, уже гонялись за самками по двору, дрались и кусались, и двое раненых, слыша эти звуки, шипели и били по лавкам хвостами.
— Ступайте, но повязки берегите, — махнул рукой Риланкоши. — Быстрее заживёт.
Один из Яймэнсов метнулся к окну, но прорезь в толстой стене оказалась слишком узкой — и сородич, насмешливо раззявив пасть, вылетел за дверь первым. Отставший с сердитым шипением помчался за ним. Эльфы переглянулись и дружно фыркнули.
— Постойте! — Кесса потянула Риланкоши за рукав. — Они точно поправились? Им так плохо было… Больше такого не будет? Что это за напасть?
«Подземная лихорадка?» — едва не вырвалось у неё, но она вовремя прикусила язык. Риланкоши повернулся к ней. Он был угрюм.
— Приступов больше не будет, о Кесса. Но вот знак это плохой. Похоже, речь о третьей луне… Иллингаэн! Где ты ходишь?!
— Только услышал вопли — пошёл к тебе, — эльф в чешуйчатой броне остановился у водяной чаши и поцокал языком, подзывая к себе шонхора. Четырёхкрылый ящер опустился на его руку и положил голову на костяшки пальцев, напрашиваясь на ласку.
— По всему замку? — спросил предводитель Детей Намры. — И никто, кроме хесков, не почувствовал?
— Ни мы, ни знорка, ни звери, — покачал головой Риланкоши.
— Идём к княгине, — нахмурился Иллингаэн. — Не хотел бы я оказаться правым, но… Хаэй! Кен» Меланнат! Возвращайтесь к делам, ничего не бойтесь, но за ворота — ни ногой!
…Вечером в Зале Чаш было сумрачно — светильники притушили, кувшины с вином куда-то пропали, и никто не пел и не кидался цветущими щепками и огненными бабочками. Изредка слышался одинокий голос, и тот быстро стихал. Даже вокруг циновок, заменивших столы гостям-Яймэнсам, было тихо, и детёныши, не наигравшиеся за день, возились молча и шипели вполголоса.
Вошла княгиня Миннэн, кутаясь в пепельно-серую накидку. Иллингаэн, хмурый, как зимнее небо, занял своё место за столом, потянулся туда, где раньше стоял кувшин с вином, нашёл лишь пустое место и досадливо поморщился.
— В небе три луны, о Кен» Меланнат и те, кто укрылся в его стенах, — негромко проговорила Миннэн, разворачивая серое полотнище. — Этой весной пробудились не только воды. Агаль вышел из Бездны. Через несколько месяцев весь Хесс накроет Волна. Мы поднимаем знамя трёх лун и укрепляем стены. Наши ворота открыты для тех, кто хочет сохранить жизнь и разум.
— Мы получили вести со всех сторон, — хмуро сказал Иллингаэн. — Это Агаль, все его слышали. А поскольку ещё не было случая, чтобы он, проснувшись, не дошёл до самых пещер Энергина… Берегите свой разум, обитатели Хесса. Волна уже в пути.
…«Волна… Река моя Праматерь… и Нуску Лучистый, и все боги! Волна… Этого ещё не хватало!» — несвязные обрывки мыслей одолевали Кессу всю ночь, и заснуть ей не удалось. Она с надеждой заглядывала в Зеркало Призраков, но там клубилась серая муть. Древнее стекло ничего не знало о Волнах — и Кесса предпочла бы ничего о них не знать.
Когда Речница, вылив за шиворот горсть ледяной воды, выбралась из кокона и влезла в полосатую броню, первые из авларинов-учеников уже вошли в залу, и лучники принялись делить мишени. Копейщики, разобрав шесты, устроили шуточный бой — и в их криках был смех, были упоминания Илирика, и Келги, и знакомых Чёрных Речников, и славных эльфийских воинов, — не было только страха и отчаяния. «Нуску! Они что, весь свой ужас вручили мне?!» — нахмурилась Кесса, и холодные пальцы, стиснувшие её сердце, слегка разжались.
— Тихо! — Иллингаэн, незаметно подобравшийся к лучникам, ударил посохом по мишени, которую они отбирали друг у друга, и юнцы отступили на пару шагов. — Ты, ты и ты — за мной, вы — ждите.
Не прошло и десятка мгновений, как эльфы вернулись — и принесли множество дисков, вырезанных из податливой коры, и полосатых шаров с хвостами из ярких лент. Все, забыв о тренировке, обступили их и загомонили, и даже Кесса протиснулась к странным штуковинам, но возглас Иллингаэна вновь разметал всех по углам.
— Все с деревяшками — на ту половину, Куулойри вами займётся. Я беру лучников. Кто уже стрелял по летучим мишеням, покажет мастерство, потом дойдёт очередь и до остальных.
— А в дозор нас возьмут? — спросил Вейниен. — Мне уже тринадцать зим, и я умею драться!
— Значит, встанешь на стену, когда дойдёт до битвы, — хмуро взглянул на него Иллингаэн. — Кто из иллюзорников здесь? Некогда играть, идите к Риланкоши, у вас лесной урок!
Авларины разбежались по зале, один из хвостатых шаров взмыл в воздух и заметался под потолком, легко уклоняясь от града стрел, на другом краю залы мечники разбирали деревянные клинки и щиты. Кесса застыла на месте, будто скованная льдом.
— А ты о чём думаешь, знорка? — Иллингаэн крепко взял её за плечо и развернул к себе лицом. — Или Чёрным Речникам Волна не страшна?
Кесса мигнула.
— Я пойду домой, — тихо, но твёрдо сказала она. — Там не знают о Волне. Если она прорвётся, всех там убьют.
— Домой? Сейчас? — покачал головой Иллингаэн. — Ты и дня не проживёшь, Речница. Мы сейчас не отходим от стен Меланната, а что говорить о тебе! В небе великие дожди и ветра, у диких зверей — гон, и хески от них не отстают. Сгинешь, знорка. Не выходи из замка. Впрочем, тебя и не выпустят.
— Что?! — Кесса, забыв о Волне, впилась взглядом в авларина. — Мне не говорили, что оставят меня тут навечно!
…Хвост последней алайги промелькнул в воротах, и Кесса едва успела отскочить от падающей решётки. Кованые шипы вошли в углубления мостовой, и в просветах прутьев заколыхался зеленоватый туман. Из-за стены слышалось деловитое фырканье и чавканье, что-то похрустывало и скрежетало, плескалось и шелестело, иногда перекликались между собой полузнакомые голоса, а порой, заглушая и все звуки застенья, и шум дождя, из леса долетал оглушительный вопль, переходящий в клёкот.
«Чтоб им провалиться! И тут не пройти,» — Кесса потрогала решётку — точнее, попыталась её тронуть. Воздух, уплотнившись, оттолкнул её ладонь.
