Эхо крика затихло, и наступила тишина.
А затем грохот трескающейся древесины разорвал молчание дома, когда пол вздыбился и поднялся. Вопль Альдриха заглушил грохот, когда что-то огромное и волосатое вырвалось из тьмы, его дряблые губы с хлопком сомкнулись на последнем из Бертольдов. Это представляло собой корчащиеся волосы за исключением лица, и, что бросало в дрожь, это лицо было лицом человека, на котором отчётливо были видны схожие с Альдрихом черты, только перекрученные жестокой и бесчеловечной ухмылкой. Было такое ощущение, что кто-то вытащил человеческую голову из переплетения брёвен, и хлеставшие, словно щупальца, волосики его усов и бороды жадно вытянулись, дрожа от предвкушения. Огромные квадратные зубы сомкнулись на куске плоти, что был Альдрихом, и перемололи его в кровавое месиво, а затем оно повернулось, и безумные, пустые глаза уставились на них.
— Подбавь огоньку, человечий отпрыск, — сказал Готрек, поднимая топор. — Пора кому-то поставить крест на этом вредителе-из-дыры.
С невнятным криком истребитель бросился к порождению Хаоса, топор мелькнул, разрывая волосы, что попытались поймать его в ловушку. Феликс начал быстро-быстро подбрасывать дрова в огонь, отчаяние и страх придавали ему скорости и сил.
Готрек был похож на человека, попавшего в заросли ежевики, рассекающего и рубящего, но не имеющего возможности продвинуться больше чем на несколько шагов. Его рёв смешался с шелестом волос твари, и поток саднящего звука ударил по ушам Феликса. Его руки кровоточили от щепок, но он бросал всё больше и больше деревянных обломков в огонь. Свет отбросил тени, осветив битву.
Тело Готрека было в синяках и кровоподтёках от ударов хлещущих, дёргающихся волос-щупалец, но он, шатаясь, шёл вперёд. Вслепую, он оттянул горсть волос-щупалец и обрушил топор, позволив рукояти скользнуть в руке. Лезвие топора вонзилось в выпуклую, пастообразную плоть щеки твари, и из неё хлынул фонтан зловонной жидкости. Бертольдова тварь завопила и отшатнулась, едва не сбив Готрека с ног.
— Прочь с дороги, человечий отпрыск, — проревел Готрек. Феликсу не надо было повторять дважды. Как только он нырнул в сторону, истребитель прочно встал на свои пнеобразные ноги и мышцы на его руках и груди набухли. И тогда хаоситская тварь нехотя заскользила из дыры в полу, пока не появилось то, что могло сойти за ноги, и в этот момент Готрек резко рванул топор на себя и запустил тварь, словно шар, в огонь.
Раздался оглушительный вопль, и мерзкий запах ударил в ноздри, а затем жирный хруст голодного пламени заглушил всё. Отчаянно сучившие волосы-щупальца разбросали горящие обломки по сторонам, и спустя несколько мгновений плесневелые стены, пол и потолок дома были охвачены огнём. Боллин Бертольд — если эта тварь действительно некогда была им — горел сам, и поджёг дом, что он когда-то построил.
— Вставай, человечий отпрыск, — сказал Готрек, помогая Феликсу подняться. — Пора уходить.
Феликс вскочил на ноги и, схватив Карагул, устремился за Готреком. Вместе они бежали сквозь полыхающие развалины, свет очищающего огня освещал ночь. Крики существа преследовали их даже тогда, когда они выбрались на чистый воздух, и были слышны ещё мучительно долго после.
После того как они выбрались, Готрек остановился и с кислым выражением на лице смотрел, как полыхает Звёздный Чертог.
— Ни гибели, ни злата, — проворчал он. В его единственном глазу отражался свет кострища.
— Ну, с одним я могу помочь, пожалуй, — сказал Феликс. Он нагнулся и оторвал тонкий завиток волоса от опалённого топора Готрека. — А что касается другого — кто знает? — Он поднял волос так, чтобы Готрек мог увидеть его. — Как ты думаешь, офис «Флайвел, Шистер и Флайвел» уже открыт?
Готрек рассмеялся, и они пошли в Вольфенбург, оставив догорать Звёздный Чертог и его секреты.
Джош Рейнольдс
Миг свадьбы (не переведено)
Не переведено.
Феликс никогда не видел полярного сияния так далеко на юге. Ветра Магии бурлили в изломанном небе, накатывая волнами синих, пурпурных и зеленых цветов, сверкавших там, где облака разрывал гром. Световая буря кружила над раздувшимся руслом Урскоя и мерцала в сотнях соленых прудов, разлившихся вокруг на заливных лугах. Воздух казался густым и сухим от запаха соли.
Наводнение в этих краях было обычным делом, происходящим из-за стечения обстоятельств, таких как повсеместное таяние снегов, дожди и восходящие приливы в заливе Альтвассер. Но даже такая мелочь грела душу. Остатки естественного порядка всё еще держались в этом мире, разрываемом на части Хаосом. Это Феликс осознал, когда небеса забурлили и вскипели, словно старый жир на сковородке. Звезды двигались, мир вращался, зима сменялась весной, а некоторые вещи оставались прежними и грели душу.
Империя.
Прошел целый год, и он наконец-то был дома.
Феликс перебросил рваную красную накидку через плечо и вытянул меч. Воин-курганец продирался к нему через густую грязь. Его броня представляла собой выдубленную бычью шкуру, покрытую слоями кожи и меха. Вот он поднял свой меч — длинный выкованный кислевитами концерз, за годы небрежного использования покрывшийся зазубринами, оставшимися от рубящих ударов. На его юном и удивительно гладком лице вайдой была вытравлена причудливая татуировка, а рот распахнут в боевом кличе, который Феликс не слышал сквозь рев грома.
Они все становились моложе…
Меч северянина встретился с клинком Феликса. Над головой вновь громыхнуло, словно эхо удара переливающихся клинков. Курганец скользнул вперед, напирая на Карагул. Небрежный поворот плеча сбил северянина с ног, открыв его спину и бок. Феликс, боровшийся с тянущей его вниз грязью, изменил позу, шагнув в сторону от падающего курганца, затем сменил хват рунного меча и погрузил клинок в тяжелую шкуру, которая закрывала спину курганца. Юнец замер, словно содрогнувшись от удара молнии, а затем рухнул лицом в грязь.
Феликс убрал меч, уперся ногами, как мог, а затем огляделся, проверяя, как там другие.
Битва растянулась на несколько километров заливных лугов до самого брода, где Урской вливался в Талабек, где пенились волны на сверкающих от залежей драгоценных камней отмелей. Повсюду виднелись обломки. Феликс сомневался, что на такой земле могли бы устоять даже возведенные гномами здания, и потому предположил, что он видит остатки Золотистого Бастиона, полумагической преграды, когда-то тянувшейся от самого моря Когтей до Краесветных гор и сдерживавшей беснующиеся у врат Империи орды Хаоса. Теперь же разрушенные основания Бастиона стали укрытием для одетых в широкие шинели коссарей, перестреливавшихся из луков с курганцами. Воины с топорами и копьями бились среди глыб из отполированного базальта ростом с человека. В свете северного сияния их оружие переливалось, выглядя волшебным, но в грязи и курганцы, и кислевиты казались одинаковыми сражающимися дикарями.
