достаточно хороша. С другой стороны, магия поможет сохранить тебе жизнь. Может быть. Если тебе повезет.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. – Мое сердце забилось быстрее. О чем Достопочтенный спрашивал Сенеру? Что они знали? Как Вирга узнала о моей миссии? Если бы Достопочтенный понял, что моей целью было украсть копье Хоревал и использовать его, чтобы убить дракона, которого он так часто отправлял в Джорат…
Для меня все закончилось бы очень плохо.
Она положила свой вырванный глаз на тумбочку.
– Не хотелось бы его потерять. Медвежонок может начать его жевать, и это будет просто ужасно! – Старуха повернулась ко мне, указывая на меня костлявым пальцем: – Вейс посвятила тебя Сулесс. А это кое-что значит. Теперь ты не сможешь спрятаться от Сулесс. Она знает все твои секреты.
Я поняла, почему она говорила о себе в третьем лице. Каэн, вероятно, запретил ей раскрывать, кто она. Но это совсем не меняло того, насколько пугающими были ее слова.
Если, конечно, предположить, что это правда.
– Ты и сама знаешь, что была бы хороша в магии. Думаешь, у Тиа мог бы быть ребенок без такого дара? Она вдохнула его в тебя в момент рождения, запечатлела его в твоих костях, напитала им твою кровь. А ты, вместо того чтоб учиться этому, занималась всем чем угодно! Фехтование на мечах? Да. Стратегия? О, пожалуйста. Тактика. Да, тактика. Подарки твоего отца. Но не твоей матери. Ты их отвергла! [240]
– Ты уверена? – спросила я. – Я здесь не так уж и давно.
– Думаю, все, что тебе нужно сделать, это спросить. – То, как она выразительно глянула на меня, лишь подчеркнуло ее вдовий горб – изгиб ее позвоночника. – И твоя мать была бы только рада научить тебя. – Она протянула ко мне скрюченную руку и легчайшим движением коснулась моей ладони. – Но она и наполовину не такая хорошая учительница, как я.
– Любая помощь, которую ты предложишь, будет отравлена. Я не такая дура, как Вейсижау.
Вирга захихикала – смех ее напоминал хихиканье ее гиен.
– Разве можно меня в этом винить? Обиженная собака огрызается на своих сторожей. Ты ведь знаешь, каково это – восстать против своего тюремщика, не так ли? Тебе так нравится Ксалторат?
Я вздрогнула и отвела взгляд. Вирга слишком много знала обо мне. Может быть, в том, что она назвала меня «посвященной», была доля правды. Если так, то у меня было еще больше причин проклинать Вейсижау. Она раскрыла мои секреты чудовищу.
Вирга снова ухмыльнулась:
– Где была твоя мать, когда ты нуждалась в ней?
– Заткнись!
– Вот почему ты отказываешь ей, почему ты отказываешься от ее подарков. Она не помогла тебе, когда ты нуждалась в ее защите, и поэтому теперь ты отказываешь ей в удовольствии узнать, что любой твой талант проистекает от нее.
У меня вырвался судорожный выдох. Меня очень раздражало, что Вирга, возможно, права. Мой отец не знал о моем существовании, но у моей матери не было таких оправданий. Хуже того, в глазах моей матери я была не более чем инструментом, рожденным не из любви, из похоти или случайности, а исключительно для того, чтобы исполнить какое-то идиотское пророчество.
Инструментами можно торговать. Инструменты можно выбросить. Инструменты можно сломать.
– Когда-то у меня была дочь, – обронила Вирга. – Она думала обо мне то же самое, но, пытаясь восстать против меня, она стала мной [241]. Разве это не смешно?
– Сегодня ты ведешь себя нормально. Пожалуйста, скажи мне, что эта приятная перемена произошла не из-за того, что с тобой сделал герцог.
Она подмигнула мне:
– Не волнуйся, дорогуша. Долго это не продлится.
Это совершенно не обнадеживало. Она по-паучьи провела пальцами по хрустальной стене. По стеклу поползли, разветвляясь, черные линии. Это были письмена, но прочесть я их не могла.
– Что нужно, – спросила я, – чтобы стать богом?
– О, это не так уж трудно. – Паучьи письмена разветвлялись, перетекали друг в друга. То, что я их не понимала, не мешало мне чувствовать, что я должна была их прочесть. – По крайней мере, это будет нетрудно для тебя.
– Я не хочу быть богом, – отрезала я.
– Каждый хочет быть богом, – горячо парировала она. – Причина, по которой мой «хозяин» до сих пор не спросил меня об этом, заключается лишь в том, что он не понимает, что я знаю, как это сделать. Не он создал мой гаэш. И даже не его дед. Знаешь, кто это сделал? Чертхог.
Я уставилась на нее широко раскрытыми глазами:
– Что?
Ее смешок стал неприятным:
– Он был одним из моих учеников. Никогда мне не нравился… Это произошло сразу после того, как Вол-Карот убил остальных Восьмерых. После того как я совершила свой прорыв, Чертхог появился на моем пороге с этим маленьким синим камушком, примерно такого размера. – Она развела большой и указательный пальцы в стороны, показывая, какого размера был камушек. – Кандальным Камнем. И на этом все закончилось. – Она подняла медвежонка одной рукой. – Не так ли? Кто был плохим мальчиком? Ты был? Да, ты был плохим мальчиком!
Она заметила, как я уставилась на медвежонка, и, должно быть, увидела вопрос в моих глазах.
– Ты ведь знаешь, что человеку с гаэшем нельзя давать слишком конкретные команды, или это его просто убьет, и нельзя давать слишком расплывчатые – останется слишком много лазеек. Чертхог хотел, чтобы его спрятали от куурцев. И Сулесс сделала это для него, не так ли? – Старая карга махнула рукой: – Будь они все прокляты! Никто из них не ценит меня [242]. Каэн ничем не лучше Чертхога. Он бы и сам стал богом, если бы думал, что сможет это сделать.
– Каэн ненавидит богов. Он думает, что это его судьба – найти Уртанриэль и убить им Восьмерых Бессмертных, помнишь?
Она продолжила вырисовывать на прозрачной стене свои письмена.
– Потому что он думает, что они не выполняют свою работу. И это прекрасный способ сказать, что он справился бы с этой работой лучше. Когда люди низвергают своих идолов, они без колебаний становятся на те же самые пьедесталы.
Я смотрела на эти переплетающиеся слова, и у меня закружилась голова.
– Что… что ты делаешь?
На этот раз с ее губ не сорвалось никакого кудахтанья, лишь глубокий, хриплый смешок, по-прежнему звериный, по-прежнему похожий на смех гиены. Она улыбнулась мне, как будто я была любимой племянницей. Ее уцелевший карий кошачий глаз блеснул бледно-голубым льдом.
– Каэн сказал мне помочь тебе, моя дорогая. Это было немного расплывчато… Знаешь, есть пророчество о четырех отцах. Возможно,