— Герцог Алларэ сообщает, что оценивает число беженцев в двадцать две с половиной тысячи человек. На строительство временного жилья, питание и выплату пособий на обустройство потрачено пятьсот шестьдесят две тысячи сеоринов. Герцог Алларэ настаивает на компенсации половины расходов. Это составляет двести восемьдесят одну тысячу сеоринов. Герцог Гоэллон сообщает, что по результатам переписи в Эллону прибыло двадцать шесть тысяч человек. Его расходы составили пятьсот двадцать тысяч сеоринов, он также настаивает на компенсации половины расходов, это составит двести шестьдесят тысяч. Таким образом сумма составляет пятьсот сорок одну тысячу. При пятилетнем сроке выплат возможности казны позволят удовлетворить эти запросы, если не случится каких-либо неожиданностей. Однако ничего подобного еще не обсуждалось с господами герцогами Гоэллоном и Алларэ.
— Настаивают? — мерзким голосом на грани крика переспросил король. — Отказать. Они действовали по собственному почину, а потому пусть оплачивают свои расходы самостоятельно.
— Ваше величество, но беженцы, не получившие средств для обустройства… — вякнул Форн.
— Господа герцоги могли бы выставить на границах посты, — оборвал его король.
— Казна не будет расплачиваться за их непредусмотрительность. Скучное обсуждение затрат обернулось неожиданностью. Агайрон молча разглядывал столешницу, прекрасно понимая, что любое сказанное слово только подольет масла в огонь и уж никак не улучшит положения Алларэ и Гоэллона. Королевская «благодарность» его давно уже не удивляла. Двое глав Старших Родов поступили ровно так, как сделал бы сам Агайрон. Он прекрасно понимал, что любые расходы на содержание беженцев и любая помощь на обустройство окупятся втройне. Орды голодных беглецов, которые, не имея возможности прокормить детей и себя, примутся воровать и грабить — куда большая опасность, чем подобные траты. По двадцать-тридцать сеоринов на человека — не такие уж большие средства, но достаточные, чтобы нанять жилье на год, заплатить цеху часть взноса за право заниматься ремеслом, накормить семью хоть пустой, но горячей похлебкой. Только вот если помножить их на число беженцев… весь годовой доход Агайрэ такая толпа прожрала бы за несколько девятин. Владения герцогов приносили куда больше дохода, но и треть его потратить впустую — тоже сомнительное удовольствие.
— Церковь возьмет на себя часть бремени этих достойных господ, — поджал губы архиепископ Марк. — Забота о страждущих есть долг господина любой земли.
— Значит, Церковь Собраны богаче королевской казны? — нехорошо прищурился король.
— Служителям Сотворивших невместно копить богатства, пока вокруг голодают люди. — Первый министр несколько раз препирался с архиепископом и знал, что тот не боится ни короля, ни Противостоящего. Со старика станется выплатить герцогам всю ту сумму, которую они запросили, даже если потом все монахи и священники Сеории будут глодать капустные кочерыжки и питаться подаянием. — Достойное служение должно быть вознаграждено. Агайрон покосился на короля. Неужели и открытое осуждение его высокопреосвященства не образумит короля, тот же вечно подчеркивает свою набожность и готовность внимать советам и назиданиям служителей Церкви? Не образумило. Коса нашла на камень. Король по своей манере вытаращил глаза и уставился на архиепископа так, словно пытался убить его взглядом. Марк же сидел спокойно, сложив перед собой руки, уже покрытые старческими пятнами, но еще достаточно сильные.
— Я не стану вмешиваться в дела Церкви, — заявил наконец король. — Вы вольны распоряжаться вашими средствами, как заблагорассудится, а вот казна Собраны пока что в моих руках. Марк промолчал. Первый министр подозревал, что отныне стул архиепископа на королевских советах будет пустовать наряду со многими другими.
— Я хочу выслушать прибывшего с севера офицера. Как его там?..
— Полковник Дизье, — подсказал начальник канцелярии.
— Полковник? — скривился король, видимо, считавший, что ему могут докладывать только генералы. — Пусть войдет. Граф Агайрон отлично разбирался в делах мирного времени, в военных же — постольку, поскольку они были связаны с остальной жизнью страны. Полковник, неуловимо похожий на герцога Гоэллона, только на десяток лет постарше и чинно-выдержанный, без столь любимых Пауком неожиданных улыбок и шутовских поклонов, сначала прочитал доклад маршала Мерреса. Из него первый министр уяснил только самую суть: все плохо. Тамерская армия чрезвычайно многочисленна и на удивление хорошо вооружена, местное население оказывает ей активную поддержку, а армии Собраны — активное сопротивление. Дня не проходит без того, чтобы партизанские отряды северных владетелей не предприняли очередную атаку. Алви Къела, называющий себя графом Къела, призвал к себе на службу всех владетелей трех земель, и они присоединились к армии Тамера со своими отрядами. Графство Къела полностью оккупировано, в баронстве Лита — массовые восстания, мешающие отвести туда армию, север графства Саур также находится во власти мятежных владетелей… Подробности сражений, численность тех или иных подразделений тамерской армии и прочие частности граф Агайрон пропустил мимо ушей. Потом он запросит копию доклада и разберется в нем вместе со своими помощниками, неторопливо и тщательно. Понял ли король весь доклад, или тоже ухватился за суть, первый министр не знал. Вопросы полковнику Дизье он задавал довольно простые — сродни тем, что мог придумать и сам Агайрон. Больше всего граф изумлялся тому, что на королевский совет не позвали ни одного военного, за исключением докладывавшего полковника. Должен же кто-то объяснить присутствующим детали и тонкости, а также оценить угрозу безопасности государства? Хотя бы Реми Алларэ, который в молодости участвовал в нескольких войнах с Тамером. Да любого генерала из штаба! Теперь придется приглашать в гости старика Тиссо, тот хоть и ушел в отставку, а из ума не выжил, недаром он преподавал принцам. Вдвоем как-нибудь поймут, что на самом деле происходит на севере. Нужно сделать это сегодня же, ведь завтра король может пригласить первого министра к себе…
— Почему генерал Меррес допустил такое развитие событий? — спросил верховный судья. Сегодня он был на диво разговорчив. — Почему маршал Меррес не принял во внимание доклад герцога Гоэллона?
Агайрон выпрямился и повернул голову так, чтобы видеть короля, но не смотреть на него в упор. Какой замечательный вопрос задал Форн! Не исключено, что это будет стоить ему места, но тщедушный человечек проявил удивительное мужество; а может быть — крайнюю наивность. Архиепископ слегка склонил голову к плечу и уставился на короля. Тиарон, которого все это мало интересовало, принялся перебирать бумаги. Шелест, даже не монотонный, а с неравномерными паузами, неимоверно раздражал.
