А потом Элли сказала ему дрожащим голосом:
— Кажется, я понесла ребёнка, Герак.
Радость, которую он ощутил, удивила его, как будто ребёнок был ключом к запертой комнате, в которой хранилось счастье, в которой хранились возможности. В мгновение ока ставки на его жизнь выросли — ребёнок будет зависеть от него.
Это осознание испугало Герака.
Он задумался, не следует ли им покинуть Фэйрелм. Многие их друзья и соседи уже покинули деревню — Милсоны и Раббы совсем недавно. Они преодолели мрак, Шадовар, шадоварских тварей и добрались к свету. Он не знал, отправились они на запад в Дэрлун или на север в Долины. Сомневался, что это важно. Война или угроза войны, казалось, была в Сембии повсюду. Большие города были местом сбора армий, границы были местами битв, а сёла и мелкие городишки заботились о себе самостоятельно. Он не знал, что делать.
Элли пока ещё могла путешествовать, и у них был фургон, вьючная лошадь. Они могли продать оставшихся цыплят, собрать вещи и отправиться на северо–восток. Герак знал, как обращаться с мечом, а во владении луком ему не было равных. Может быть, они сумели бы уклониться от встречи с солдатами, а Герак сумел бы справиться с рыскавшими по равинам чудовищами.
Он попытался найти в кружке хотя бы ещё одну каплю чая. Ничего. Попытался найти в себё хоть каплю желания уехать. Ничего.
Это казалось слишком опасным и слишком смахивало на признание поражения, на предательство. Оба варианта были в не его характере. Герака вырастили в деревенском доме, как его отца и деда. И несмотря на вечную тень, что укрывала Сембию, несмотря на хищных существ, рыскавших в глуши, несмотря на временами жестокое правление Шадовар, его отец и дед смогли прожить на этой земле. Они этим гордились.
И он тоже гордился.
Так было не всегда. Жизнь фермера в юности казалась ему недостойной, и он сбежал служить в одной из многочисленных войн Шадовар. Он убил больше дюжины людей из своего лука, но лишь одного, последнего, своим мечом. Вблизи убийство ощущалось иначе. Герак увидел своё отражение в глазах умирающего, и после этого войны с него было довольно.
Он провёл рукой по волосам — они слишком отрасли — и почесал трехдневную щетину. Он сделал вдох, готовый, наконец, начать ещё один бессолнечный день. Когда он начал подниматься с кровати, голос Элли нарушил тишину и остановил его.
— Я проснулась, — сказала жена.
Он снова сел. Герак достаточно хорошо знал её тон, чтобы понимать, что мысли жены были близки к его собственным. Она тоже волновалась о будущем. Он положил ладонь на изгиб её бедра.
— Всё это время ты не спала?
Она перевернулась и посмотрела на него. В свете очага её кожа казалась не такой бледной. Длинные тёмные волосы облаком лежали на подушке. Под одеялом одна рука лежала на животе, который только начал раздуваться от её ребёнка.
— Дождь разбудил меня несколько часов назад. Я стала волноваться за урожай, потом появились другие мысли, и я не смогла больше заснуть.
— Постарайся не волноваться. Мы справимся. Не замёрзла?
Не дожидаясь ответа, он встал, прошёл по холодному полу и подбросил пару дров в очаг. Дрова загорелись практически сразу, он вернулся в кровать и сел. Элли не пошевелилась.
— А ты переживаешь?
Он понимал, что не стоит лгать.
— Конечно переживаю. Больше всего я беспокоюсь о том, как мы сможем прокормить себя и ребёнка. Но затем напоминаю себе, что мои родители тоже как–то справлялись в трудные годы, особенно после того, как я ушёл на войну — а этот дом по–прежнему стоит. Урожай восстановится, и мы выдержим.
— Да, но… ты не волнуешься… за мир?
Он понял, о чём речь, и в конце концов солгал ей.
— Мир слишком велик для моих волнений. Я пытаюсь позаботиться о наших животах.
— А если Шадовар явятся забрать часть урожая, чтобы прокормить своих солдат? Говорят, в Долинах война.
От огня в очаге на стенах заплясали тени, и Герак вспомнил о своей военной службе, когда он воевал за Шадовар в битве против кормирцев.
— Говорят многое, а Шадовар уже годами не приходили за урожаем. Должно быть, ближайшие к городам хозяйства производят достаточно пищи. А может, сейчас в городах они едят магию.
Элли не улыбнулась в ответ на эту слабую попытку пошутить, но по крайней мере её нахмуренный от тревоги лоб разгладился. Она глубоко вздохнула, как будто чтобы прогнать своё беспокойство, и с выдохом в её глазах зажёгся игривый огонёк, тот же самый, крторый Герак впервые увидел десять лет назад, который заставил его захотеть жениться на ней.
— Ты громко храпел.
— Знаю. Надо было меня пихнуть.
— Нет, — отозвалась она, и нырнула ещё глубже под одеяло. — Мне нравится этот звук иногда.
— Странные у тебя вкусы, милая.
— Наверное, раз уж я за тебя вышла.
— Наверное, — с улыбкой согласился он. Он нагнулся и поцеловал её в неровный нос, который Элли давным–давно сломала, наступив на грабли. Он положил свою руку поверх её, на её живот, чтобы они оба держали в ладонях своего пока ещё не родившегося ребёнка.
— Мы справимся, — сказал он, и захотел, чтобы она в это поверила.
— Знаю, — ответила она, и Герак знал, что она тоже хотела в это поверить.
Он встал и потянулся, застонал, когда запростестовали мышцы.
— Почему ты встал так рано?
Он помешкал мгновение, приготовился, а затем нырнул с головой.
— Я иду на охоту, Элли.
— Что? — в одно мгновение она полностью проснулась. Морщины, ещё глубже прежних, вернулись на её лоб.
— Нам нужно немного мяса, — сказал он.
Она покачала головой.
— Нет, это небезопасно. Только месяц назад мы видели Саккорс в ночном небе. Шадовар держат своих созданий вдали от деревень, но позволяют им блуждать по равнинам. Только солдаты и люди с официальными грамотами безопасно ходят по дорогам.
— Ни Шадовар, ни их летающие города не заинтересуются одиноким охотником. Они просто не хотят никого пускать в Сембию без разрешения, особенно в военное время.
— Герак, никто не приходил в деревню вот уже несколько месяцев. Как ты думаешь, почему? Там небезопасно.
Он не мог этого отрицать. Коробейники, жрецы и караваны когда–то свободно путешествовали по сембийской глубинке, посещая деревни. Но Фэйрелм давно уже никого не видел, никого, кроме старого коробейника Минсера, который, казалось, больше любит рассказывать истории, чем продавать товары. Но Минсер не приезжал уже больше месяца. Деревня казалась забытой во тьме равнин, одинокой и окружённой чудовищами.
— Там есть вещи хуже Шадовар, — сказала она. — Не уходи. Мы справимся…
— Надо. Меня не будет не больше двух дней…
— Двух дней! — воскликнула она.
— Двух дней, — кивнул он, утвердившись в своём решении, пока говорил. — И когда я вернусь, у нас будет олень, а может и не один, которого надо будет освежевать и закоптить. И этого мяса хватит нам на всю зиму и ещё останется. Тебе с ребёнком нужно что–то кроме корений и редьки, а цыплята нам нужны для яиц.
— Мне нужен мой муж, а ребёнку — отец.
Он наклонился и положил ладонь ей на лоб. Она крепко прижала его руку и откинулась обратно на кровать, как будто не собираясь его отпускать.
— Со мной ничего не случится.
— Откуда ты знаешь?
— Я солдат, Элли.
— Ты был солдатом. А сейчас ты фермер.
— Ничего со мной не случится.
Она сжала его руку.
— Поклянись.
— Клянусь.
— Если увидишь что–то крупнее оленя, беги. Пообещай мне.
— Обещаю.
Она ещё раз сжала его руку и отпустила.
Прочистив горло, он подошёл к сундуку возле очага, чувствуя на себе взгляд жены. Он открыл крышку и достал пояс для оружия и палаш, намасленный и острый, который заслужил в часть оплаты своей воинской службы. Казалось, он целую жизнь не брал в руки ничего опаснее столового ножа и кинжала, и когда он нацепил клинок потяжелее, его вес показался непривычным.
— Когда–то я чувствовал себя непривычно без этой штуки, — произнёс он, и Элли ничего не ответила.
Его лук лежал в кожаном футляре рядом с сундуком. Там же были два его колчана, набитые стрелами. Он развязал футляр и достал тисовый лук. Он надел тетиву с рождённой опытом лёгкостью, положил ладонь на рукоять. Она казалась гладкой и знакомой, как кожа Элли. Он представил, как целится вдоль стрелы в оленя.
Товарищи по службе часто отмечали его талант в стрельбе, и даже сменив меч на орало, Герак не позволил годам притупить свои навыки,.
— По крайней мере подожди, пока дождь прекратится, — сказала она.
Он нацепил оба колчана, быстро пересчитав все свои различные стрелы.
— Чем раньше уйду, тем скорее вернусь.
— Заболеешь от сырости.
— Не заболею.
— Хотя бы поешь что–нибудь перед уходом.
