До ушей простых хоббитов из этого всего, конечно, мало что доходило. Но даже глухие ко всему упрямцы и замшелые домоседы, как ни затыкай они уши, не могли время от времени не слышать странных новостей, а тем, кого дела заставляли бывать невдалеке от границ Заселья, случалось иной раз видеть весьма необычные вещи. Разговор, происшедший однажды весенним вечером в «Зеленом Драконе», что в Приречье (Фродо шел тогда пятидесятый год), доказал, что даже в укрытом от всех бурь и непогод сердце Заселья пустили корни неспокойные слухи, — правда, большинство хоббитов пока над ними посмеивалось. Сэм Гэмги сидел в уголке у камина, напротив устроился Тэд Сэндиман, сын мельника; вокруг расположились другие хоббиты из окрестных деревень и вполуха слушали их беседу.
– Странных вещей нынче наслушаешься, что верно, то верно, — заявил Сэм.
– А, чепуха! — возразил Тэд. — Не слушай — вот и все дела. Мне за этими сказками да всякими там страшилками дальше своего порога ходить не надо.
– Кто ж спорит? — оскорбился Сэм. — Только в этих сказках иногда больше правды, чем ты думаешь. Ведь они откуда берутся, сказки–то? Возьми хотя бы драконов.
– Спасибочки! Заплати — не возьму, — хмыкнул Тэд. — Когда я был желторотым юнцом, мне о них, положим, рассказывали, но теперь–то я дурак буду, если поверю. В Приречье у нас только один дракон, да и тот «Зеленый».
Грохнул общий хохот.
– Это точно, — подтвердил Сэм, когда отсмеялся вместе с остальными. — Ладно, драконов нет. А как быть с Древолюдьми, то есть с великанами, словом, называй как нравится? Говорят, недавно за Северными Болотами видали одного, так он повыше любого дерева будет!
– Ну и кто это говорит, интересно?
– Да хотя бы братан мой двоюродный, Хэл. Он работает на господина Боффина, в Захолмье, и ходит в Северный Предел охотиться. Так вот, он сам видел.
– Это он заливает, что видел. Твой Хэл вечно плетет небылицы. А может, ему просто примерещилось.
– Да великан–то был что твой вяз, и не простой, а ходячий! Раз шагнет — семь локтей долой! Шагнет — еще семь!
– Спорим, не шагал он никуда! Это был просто вяз. И вся недолга!
– Говорю тебе, этот вяз шагал! Да в Северных Болотах вязы и вообще не растут!
– А коли не растут — значит, Хэл и не видел ничего, — припечатал Тэд.
Многие засмеялись. Послышались хлопки. Слушатели, по всей видимости, решили, что Тэд здорово уел молодого Гэмги.
– Подумаешь! — не сдавался Сэм. — Да у нас в округе кого ни ткни, все знают, что через Заселье ходят разные чужаки. Это я только о тех говорю, которые шастают прямиком через Заселье, а скольким от ворот поворот дают, и не сосчитаешь. Обходчики такого нашествия не упомнят. И потом, я слыхал, эльфы на запад подались. Говорят, они в гавань идут, за Белые Башни.
Сэм неопределенно помахал рукой в ту сторону. Ни он и никто из завсегдатаев трактира не знал в точности, далеко ли до Моря, — известно было только, что оно где–то там, за старыми башнями, маячащими на западной границе Заселья. Предания повествовали, что где–то там, вдали, должна быть Серая Гавань, откуда по временам уходят в плаванье эльфийские корабли, уходят и никогда не возвращаются.
– Они плывут, плывут, плывут под парусами за Море, уплывают на Запад и покидают нас навсегда, — нараспев закончил Сэм, печально и торжественно покачивая головой.
Тэд только рассмеялся:
– Ну, брат, удивил! Что ж тут нового? Если верить старым сказкам, так всегда было. А нам–то с тобой что? Пусть себе плывут! Только я на что хочешь поспорю — не видал ты этих кораблей! Да и никто в Заселье не видал. Россказни одни!
– Ну, не знаю, — задумчиво протянул Сэм. Он был уверен, что однажды встретил в лесу эльфа, и надеялся когда–нибудь повстречать еще. Из всех легенд, слышанных им на заре юности, больше всего его волновали те наполовину забытые сказки, где говорилось про эльфов. — А только даже и в наших краях некоторые часто видят Благородное Племя, и эльфы им сообщают разные новости, — перешел он снова в нападение. — Взять хоть господина Бэггинса, у которого я работаю. Он мне не раз говорил — уплывают, мол. Уж он–то в эльфах разбирается. А старый господин Бильбо и того лучше разбирался. Когда я пацаном был, он мне столько всяких историй нарассказывал!..
– Они же с приветом оба, — перебил его Тэд. — По крайней мере, Бильбо точно был спятимши, да и Фродо вот–вот спятит. Если твои новости оттуда, то у тебя, видать, тоже тараканы в голове. Пока, приятели! Я домой пошел. Ваше здоровьичко!
Он осушил кружку и, с шумом отодвинув стул, вышел.
Сэм замолчал и в общую беседу уже не вступал. Ему было о чем поразмыслить. Во–первых, в садике у Котомки полно работы, и завтра, ежели распогодится, придется попотеть. Трава растет быстро… Но Сэма одолевали и другие думы. Помозговав маленько, он вздохнул, встал и тоже вышел на улицу.
Стоял ранний апрель. Небо понемногу расчищалось после ливня. Солнце уже село, и бледный, прохладный вечер быстро превращался в ночь. Высыпали ранние звезды. Тихо и задумчиво насвистывая, Сэм отправился хоббитонскими улочками домой, на Холм.
Именно этим вечером в Заселье после долгого отсутствия снова объявился Гэндальф. После достопамятного Дня Рождения он пропал на целых три года. Потом забежал ненадолго, придирчиво оглядел Фродо — и снова исчез. В следующие год или два он наведывался довольно часто, причем каждый раз пробирался в Котомку уже в сумерках и покидал ее до рассвета, не сказав никому ни слова. Чем он занят и где странствует — волшебник не рассказывал; казалось, больше всего на свете его интересуют всякие мелочи — как–де здоровье Фродо, что он поделывает и так далее.
Вдруг ни с того ни с сего посещения прекратились. Девять лет Фродо не видел Гэндальфа, ничего о нем не слыхал и уже не чаял услышать, уверившись в душе, что волшебник никогда не вернется и хоббиты его больше не занимают. Но в тот вечер, когда Сэм брел домой в сгущавшихся сумерках, Фродо вновь услышал знакомый стук в окно кабинета.
Фродо встретил старого приятеля с удивлением и нескрываемой радостью. Первым делом они внимательно оглядели друг друга.
– Надеюсь, у тебя все в порядке? — осведомился Гэндальф. — Я гляжу, ты такой же, как всегда, Фродо!
– И ты тоже не изменился, — ответил Фродо. Но про себя он отметил, что Гэндальф осунулся и постарел. Хоббит засыпал волшебника вопросами о его странствиях и о том, что творится в большом мире; постепенно они увлеклись беседой и просидели до петухов.
Утром, после позднего завтрака, Фродо и Гэндальф расположились в креслах у открытого окна кабинета. В камине пылал огонь, хотя особой нужды в этом не было — солнышко и так пригревало на славу, а ветер дул с юга. Все вокруг казалось удивительно свежим, в полях зеленела на солнце первая весенняя травка, на кончиках веток лопались почки…
Гэндальфу вспоминалась другая весна, восьмидесятилетней давности, когда Бильбо выбежал поутру из Котомки, не прихватив даже носового платка. С тех пор волшебник стал седым как лунь, борода и брови его еще сильнее закосматели, а лицо избороздили новые морщины, ясно говорившие о накопленной за эти годы мудрости и о многих, многих заботах. Но глаза смотрели, как прежде, ясно, и колечки дыма Гэндальф пускал с той же неистощимой выдумкой и с тем же удовольствием.
Волшебник молча курил, а Фродо морщил переносицу, размышляя. Даже сейчас, при утреннем свете, он ощущал тень, омрачившую ясное утро; виной тому были вести, принесенные Гэндальфом. Наконец хоббит нарушил тишину.
– Этой ночью ты начал говорить что–то странное о моем кольце, Гэндальф, — напомнил он. — Но потом вроде как спохватился — мол, о таких вещах лучше рассказывать при свете дня. Может, сейчас потолкуем? Ты намекнул, что кольцо очень опасно. Дескать, я даже представить себе не могу, насколько оно опасно. В чем же эта опасность?
– Опасностей несколько, — ответил волшебник. — Кольцо гораздо могущественнее, чем я смел предполагать поначалу. Видишь ли, оно легко овладевает тем, кому принадлежит, поглощая своего хозяина без остатка, так, что тот сам начинает принадлежать ему[75]. Изготовлено оно было в глубокой древности в Эрегионе вместе с другими эльфийскими кольцами[76] — можешь называть эти кольца волшебными, это недалеко от истины. Но эрегионские кольца — очень разные. Одни весьма могущественны, другие попроще. На тех, что попроще, эльфийские мастера набивали руку, пока наконец не достигли совершенства в этом деле. Для них кольца были игрушкой, но смертному, на мой взгляд, такие игры могут выйти боком! Что же касается Великих Колец, или Колец Власти, то они несут прямую гибель. Смертный, у которого хранится одно из Великих Колец, не может умереть, не взрослеет и не стареет, но зато и жизни в нем не прибавляется. Он просто влачит и влачит существование, покуда каждый миг не превратится для него в пытку усталостью. Если же он то и дело надевает Кольцо, чтобы сделаться невидимым, ему приходится и вовсе несладко: постепенно он как бы выцветает, становится невидимым бесповоротно, уже безо всякого Кольца, и переселяется в сумеречный мир, где не укрыться от ока темной силы[77], правящей волшебными Кольцами. Раньше ли, позже ли, а случится это обязательно. Позже в том случае, если владелец крепок духом и телом или не замышляет поначалу никакого зла; но ни сил, ни благих намерений надолго не хватит. Рано или поздно темная сила поглотит его без остатка.
