Оставив дружину варить мясо, Бьярни в одиночку вернулся к броху и подобрался поближе, стараясь не показываться из-за кустов на склоне. Ему с трудом верилось, что в этой башне заключена красавица, королевская дочь, – уж очень это все напоминало сказание!
Однако хотя бы часть вчерашнего рассказа Эалайд незамедлительно получила подтверждение. Несколько человек, появившихся возле входа, садились на коней, и в одном из всадников Бьярни узнал рига Фиахну. На белой лошади сидела молодая женщина – должно быть, его жена. Они уезжали – видимо, провели тут ночь. Эалайд говорила, что братья-риги иногда навещают свою сестру. Среди провожающих имелись три женщины, но две из них явно были служанками. А третья, пожилая, ригу Фиахне годилась скорее в матери, чем в сестры. Может быть, это воспитательница королевской дочери?
Помня наставления Эалайд, Бьярни двинулся вокруг долины и вскоре увидел то, что искал, – небольшой домик, круглый, как почти все местные строения, со стенами из вкопанных стоймя толстых досок, окруженный плетнем. Внутри плетня гуляли пестрые куры, снаружи паслось несколько коз, привязанных к колышкам.
Сидя на опушке, Бьярни немного понаблюдал за домиком. Два раза из двери показалась женщина – выплеснула что-то из ведра, в другой раз подошла к одной из коз, выдернула из земли колышек и переместила скотину на новое место для пастьбы. Кажется, кроме хозяйки, в доме никого не было.
И Бьярни постучал в дверь. Открыла та самая женщина – лет сорока, еще моложавая и почти красивая, вот только портило ее отсутствие двух передних зубов, одного сверху, другого снизу. Увидев незнакомого человека, она подняла брови, но Бьярни учтиво поклонился и вежливо объяснил, что охотился в лесу, заблудился в незнакомом месте и просит пустить его ненадолго передохнуть. И похоже, что его учтивая речь, хорошая одежда и общий положительный вид внушили хозяйке мысль, что опасаться нечего.
– Заходи, отчего же, – сказала она. – Муж мой тоже на охоту пошел, скоро уже вернется.
Для мужа, видимо, она варила похлебку из капусты и моркови, но и Бьярни выделила хлеб, сыр и козье молоко. За едой он стал расспрашивать ее понемногу о разном, в том числе и о каменной башне.
– Наверное, там живет король? – сказал он.
– Да нет, не король. – Женщина улыбнулась. – Там живет госпожа Фиал, сестра наших королей.
– Вот как? – Бьярни сделал вид, будто удивлен. – У них есть сестра?
– Есть. Уже тринадцать лет она, бедняжка, живет в брохе, не видя дневного света. Я – ее бывшая кормилица, вот мне и позволили жить поблизости и носить ей молоко и сыр.
– За что же ее заточили в башню?
– Да говорят, есть предсказание, что она принесет Ивленну большое несчастье, вот ее и поселили туда. Но я так думаю, – женщина склонилась к нему ближе и зашептала, – что короли наши просто не хотят, чтобы бедняжка нашла себе мужа, – ведь тогда им придется слезть со своего трона и уступить ему место! Уж они и ее спрятали от света, и еще слухи по всем островам распустили, будто она страшна, как проклятие Морриган: и лицо-де у нее черное, как уголь, и волосы жесткие, как прутья, и чуть ли не ноги наизнанку вывернуты, коленями назад. А она такая хорошенькая, моя милочка, и так ей там скучно живется! Никого не видит, целыми днями сидит вышивает, но разве это жизнь для молодой девушки? Хоть бы на Праздник Костров ее выпускали, а то ведь и того не позволяют!
– А с ней в брохе много народу живет?
– Человек десять – две служанки, Голлин и Гвеми, ее воспитательница, Каэр, да воинов семь человек. Конечно, ее охраняют. Ведь немало найдется желающих стать с ее помощью ригом Ивленна!
«Один уже точно нашелся!» – подумал Бьярни.
Все, что говорила Эалайд, подтверждалось. Раз уж ему не удалось склонить к походу ригов Ивленна, судьба дает возможность самому занять их место. Его происхождение от рига Миада позволяло искать любви королевской дочери, оставались две заботы: проникнуть в башню и понравиться девушке. Причем первое сейчас заботило Бьярни гораздо больше, чем второе. Если несчастная дева прожила взаперти почти всю жизнь, никого из мужчин не видя, – уж наверное, охранников ей подобрали пострашнее лицом, – она не будет сильно привередничать. А он, Бьярни, всегда имел у женщин достаточный успех, чтобы надеяться на лучшее.
Когда, учтиво простившись с молочницей и вернувшись на поляну, он наконец изложил свой замысел дружине, на него посмотрели как на сумасшедшего.
– Ты все еще думаешь, что ты в сказании, – произнес Кари Треска. – Причем из «саги о древних временах» ты незаметненько переехал в «лживую сагу». Я всегда говорил: общение с Иным миром до добра не доводит, он у людей мозги из головы вышибает, что твой топор!
– Я помню, помню! – закричал Ульв. – Было такое! Этот, как его, с собачьим именем, тоже сватался к дочери одного великана, а тот держал ее в башне, и залезть к ней можно было только через окно, если она сбросит вниз свою косу!
– Неуч ты и невежда! – снисходительно ответил Бьярни. – Все перепутал – вот потому за тебя ни одна королевская дочь и не пойдет! Ладно уж, когда стану королем, подберу тебе какую-нибудь рабыню покрасивее. Ки Хилаинн, о котором ты начал говорить, приехал к своей невесте на колеснице с возничим, во всей красе. И я ни в какие окна лезть не собираюсь. Там, в брохе, воинов всего семь человек! А нас – двадцать семь, не считая меня. Да неужели мы с ними не справимся? Надо только придумать, как заставить их открыть дверь.
Думать об этом Бьярни пошел на тот склон, откуда была видна башня. Близился закат, бросая пламенные отсветы на серо-белые стены. И Бьярни показалось, что в высоком окне мелькает чье-то лицо. Рассмотреть ничего было невозможно, даже – мужчина это или женщина. Но Бьярни словно толкнуло предчувствие – это она.
И таинственный обитатель башни тоже его заметил. Смутно видимое пятно лица не исчезало, пока окончательно не стемнело; Бьярни мерещилось даже, что ему пытаются подавать какие-то знаки, но разобрать ничего не мог. А подойти ближе, помня об охранниках, не решался.
С раннего утра, еще перед рассветом, он снова сидел на том же месте. Он собирался понаблюдать за башней и понять, в какое время и для чего открывается дверь. Сама дверь, насколько он мог видеть, была сделана из крепкого дуба и обита железными полосами, и держали ее крепкие бронзовые косяки. Такую не выломаешь, даже если прийти с бревном.
И едва рассвело, как в окне снова появилось лицо. Теперь Бьярни разглядел, что это женщина, и ему казалось, что она смотрит в его сторону, но более ничего он разобрать не мог.
Вскоре к башне прошла та женщина, в гостях у которой он сидел вчера. Она несла деревянное ведро с молоком – видимо, от утренней дойки. Ей сразу отворили, но за ней дверь закрылась. Очень плохо было то, что башня стояла посреди безлесной долины и три десятка человек при свете дня не подберутся к стенам незамеченными. А если подобраться ночью, то среди травы перед дверью ведь не укроешься, их сразу увидят, как рассветет.
