Нет, они чувствовали, что он находится здесь! Но они никак не могли понять, как ему удается быть совершенно незамеченным.
Невидимые для глаз окружающих, они стояли и наблюдали с любопытством, презрением и озабоченностью все эту показуху и самовосхваление гитлеровского рейха. Фюрер, как обычно, раздавал награды – ордена и медали, которые его сподвижники принимали с бесстыдной гордостью.
Суль, никогда не упускавшая случая позабавиться, решила проучить одного высокого, жирного офицера, у которого одна половина груди и большая часть второй половины были увешаны орденами. Офицера этого звали Геринг, и он просто сиял в свете всех своих наград.
– Нет, вы только посмотрите, ему сейчас повесят еще одну такую штуку! – сказала она своим спутникам. – Он ведь сейчас упадет от такой тяжести!
Сказав это, она дьявольски сверкнула глазами и пробормотала короткое заклинание.
– Суль, не надо! – сказал Тенгель Добрый.
– Пусть позабавится, – усмехнулся Странник.
Гитлер наклонился вперед, чтобы нацепить орден на гигантскую грудь Геринга – или, скорее, на живот, потому что вся грудь его была уже покрыта разноцветными звездами.
Действие заклинания Суль превзошло все ожидания. Во-первых, булавка вкололась прямо в тело Геринга, и он не смог сдержать испуганного крика, резкого и пронзительного, как сопрано в операх Вагнера. Во-вторых… после того, как Гитлер, извинившись, приколол орден на нужное место и вытянул вперед руку для приветствия, Геринг тоже поднял руку, но приветствия у него не получилось, потому что корсет из орденов неумолимо тянул его вправо, пока он с грохотом не повалился на мраморный пол. Некоторое время он лежал так, уставясь на мрамор под самым своим носом, и размышляя о причинах такого позорного падения, но потом кое-как поднялся. И его новый орден уже не был таким тяжелым, каким показался ему в первый момент.
Присутствующие при этом многочисленные зрители с трудом сохраняли серьезный вид.
Тенгель Добрый тоже улыбнулся.
– Ну, хватит, Суль, – сказал он. Стиснув зубы, она спросила:
– Вы чувствуете то, что чувствую я? То, что Тенгель Злой находится здесь – рядом с нами?
– Да, – ответил Странник – Он знает о нашем присутствии и старается скрыться от нас. Мы можем ощущать его присутствие – но не более того.
– Я осмотрела все углы и закоулки, – сказала Суль. – Но его нигде нет.
– Придет день, и мы найдем его, – пообещал Странник. – Только бы не было слишком поздно!
– Почему он пребывает в бездействии? – спросил Тенгель Добрый.
– Это пока открытый вопрос, – ответил Странник.
Церемония закончилась, все разошлись.
Гейдрих отправился в Чехословакию, где чувствовал себя как рыба в воде. В этой угнетенной стране он разрушал все, что было ему не по вкусу. Сопротивление было подавлено самыми жестокими репрессиями, от которых пострадало много невинных людей; но куда хуже всякого кошмара были концлагеря, и никто из жителей страны не чувствовал себя в безопасности. Многие считали его самим дьяволом.
А в Норвегии люди страдали от недоедания и вечного страха, никто не был уверен в завтрашнем дне. Страну раздавил тяжелый кулак, в жизни людей не осталось радостей, потому что никто не верил в будущее своих детей, люди страшно обносились, повсюду были изменники, любой мог перебежать и донести немцам на соседа, если тот чем-то ему не угодил.
А того, кто высказывал вслух свои мысли, немедленно хватали и увозили неизвестно куда.
Однако движение сопротивления набирало силу. Немцам приходилось вести борьбу против этого пассивного сопротивления: полицейские отказывались делать гитлеровские приветствия, те, кого выбирали членами Национального Собрания, просили об отставке…
Учителям вменялось в обязанность воспитывать детей в духе новых принципов Национального Собрания, но они этого не делали. Спортсмены и спортсменки отказывались участвовать в соревнованиях, организованных Национальным Собранием, актеры отказывались выступать в спектаклях и радиопостановках.
В своем стремлении онемечить Норвегию Национальное Собрание оказывалось просто бессильным.
В марте 1941 года норвежцы с помощью англичан совершили налет на порт Лофотен. Были уничтожены немецкие военные корабли и укрепления, 215 немцев и десять квислингеровцев взяли в плен. Когда английские войска вернулись на родину, они прихватили с собой большой контингент норвежцев, чтобы делать набеги на захватчиков с территории Англии. Это было первым открытым нападением на немцев.
Ионатан не мог понять, какая радость и польза от оккупации чужой страны. Ведь никто из оккупантов, стоящих у власти, заведомо не мог быть популярен. И ради чего происходила оккупация? Чтобы забрать кое-какие материальные ценности? И вызвать к себе ненависть всего населения! Захватчикам приходилось использовать все свои силы, чтобы держать народ в повиновении. Нация была подобна прижатой к земле соломе – она гнулась, но не ломалась.
Ионатан видел, что немцам приходится туго, и прикладывал все усилия для того, чтобы им стало еще труднее.
– Ты хотел поговорить со мной, Ионатан?
Он услышал в телефонной трубке радостный, беспечный голос Карине. У Карине всегда бывал такой голос, и это помогало ей скрыть от окружающих свои проблемы. И Ионатан знал, что проблемы у нее имелись.
Он никогда не понимал свою младшую сестру. Он всегда помнил ее такой. Странной, сдержанной… Но она всегда была приветливой, охотно обсуждала с другими их трудности. О ней же самой никто ничего не знал. И если кто-то у нее спрашивал о чем-нибудь, она неизменно отвечала: «У меня все прекрасно, а у тебя?»
У нее не было все прекрасно, и это можно было иногда прочитать по ее глазам. Брак, влюбленность, домашний уют… все это вызывало в них грусть.
Отвечая на ее вопрос, он сказал:
– Да, я хотел поговорить с тобой. Ты свободна до самой осени? Или ты устроилась на работу?
– Нет, я только помогаю Кристе по дому. А что? Он медлил. По телефону не все можно было говорить.
– Мне… мне нужна твоя помощь. Ты могла бы заняться каким-нибудь важным делом? Подумав, Карине спросила:
– Есть работа в больнице?
– Да, я могу устроить тебя. Можно найти и комнату. Летом – отпуск.
Понимает ли она, что речь идет вовсе не о работе в больнице? Судя по всему, она понимала это.
– Да, я могла бы найти время. Но что я должна буду делать?
– Не могла бы ты приехать сюда, чтобы все обсудить? Я объясню тебе все, в двух словах об этом не скажешь.
– Я приеду вечером. Здесь ходят автобусы. Буду у тебя часов в семь.
– Хорошо! Приезжай! Добро пожаловать!
– Спасибо за приглашение, Ионатан! Хоть слова «добро пожаловать» и используют как формальность, это все равно согревает!
