Храм наполнили раскаты злобного хохота. Волшебный туман сгустился, потемнел, и из него соткалась темная фигура. Различить черты лица он не смог, но глаза узнал — узкие, голубые, с красными зрачками. Глаза, упоминание о которых вызвало у Великого Экзекутора приступ гнева. Демон сделал круг возле Андрея. В руке его появился сверкающий меч.
—Тебе нужна Дева? — с ехидцей произнесло чудовище. — Настоящая Дева, не так ли? Попробуй, отыщи, когда вокруг столько Дев! Но есть один способ. Смотри!
Демон вонзил меч в ближайшую к нему Деву. Раздался звон, и на пол посыпались осколки зеркала. Новый взмах мечом, и новый водопад осколков. Какое-то время красноглазый продолжал крушить зеркала, а затем вдруг остановился и протянул Брюсову меч рукоятью вперед.
—Бей зеркала до тех пор, пока не отыщешь ту, что надо. Только смотри, не ошибись. Если пронзишь мечом настоящий Плат, то уже никогда не вернешься домой!
Андрей ринулся к мечу, схватил рукоять обеими руками. Конечно, не затем, чтобы следовать советамкрасноглазого чудовища. Он замахнулся из-за плеча, чтобы разрубить надвое самого советчика. Однако демон был начеку. Под дьявольский хохот он растворился в воздухе, а Брюсов, потеряв равновесие, упал на каменный пол и перевернулся на спину. Странное дело — секунду назад гладкий и отполированный пол вдруг сделался мягким и колким. Что-то холодное прикоснулось к горячему лбу Андрея.
—Все будет хорошо, мальчик мой...
Тихий голос. Спокойный, убаюкивающий. Он совсем не походил на скрежетание демона из пещеры. Брюсов открыл глаза. Над ним склонился незнакомый старик. Его длинная седая борода касалась груди Андрея, а поблекшие от старости серые глаза смотрели с печальной добротой. Над головой старика Брюсов увидел сводчатый потолок, покрытый разводами сырости, и крохотное оконце, через которое в темницу падала скупая струя дневного света. Узилище представляло собой тесное, холодное и сырое помещение. Сверху непрерывно капала вода, собираясь на полу в большую лужу. Андрей понял, что лежит на охапке соломы, брошенной на пол.
Он попытался сесть. Собрат по несчастью помог Брюсову и улыбнулся. Взял мокрую тряпку, которую клал на лоб юноши, и приложил ее к сырой каменной стене, собирая стекавшую по ней влагу.
—Трибунал Экзекуции — не самое лучшее место на свете, — произнес незнакомец дрожащим старческим голосом, — но смерть от жажды нам здесь точно не грозит. Шишки на твоей голове пройдут быстрее, если смачивать тряпку постоянно. Впрочем, здоровье тебе уже не пригодится. Сюда попадают только те, кому суждено в ближайшее время отправиться наПлощадь Спасения. Думаю, дрова для наших костров уже заготовлены... Интересно, чем ты так досадил Бевериджу?
—Схватил его за горло, — ответил Брюсов, не задумываясь, и пояснил, заметив удивление в глазах старика: — Хотел прикончить, но меня оттащили...
—Жаль, что справедливость не восторжествовала! — Старик даже привстал от возбуждения. — Никак не ожидал, что в нашем королевстве найдется хоть один человек, способный на столь смелый и безрассудный поступок. Браво, мой мальчик. Тритемий Гиннес почтет за честь делить с тобой темницу! Как тебя зовут?
—Эндрю Брюс. — Юноша пожал протянутую Тритемием руку, отметив при этом с удивлением, что ладонь у него уже не болит. — Так вы и вправду считаете, что Великий Экзекутор заслуживает смерти? Сначала он показался мне чрезвычайно обходительным человеком.
—О! Внешность обманчива! — Гиннес встал и принялся расхаживать по темнице. — Если хочешь знать, Иеффай Беверидж — один из умнейших и образованнейших людей нашего времени и рассудительный во всем, что не касается Экзекуции. Утверждаю это с полной ответственностью, хоть он и приговорил меня к сожжению на костре. Беда Великого Экзекутора заключается в том, что он полностью сосредоточился на борьбе с ересью. Все его чувства и желания подчинены этой навязчивой мысли. Искоренение инакомыслия, уничтожение еретиков, только это имеет для него значение. Не спит, не ест, не живет, но выполняет священную миссию! Непосильная задача для любого человека, будь он трижды гений. Кто знает, чтоследует понимать под ересью? Где пролегает граница веры и безверия? Черной магии и целительства? Добра и зла? То-то и оно, мой друг! А Великий Экзекутор решил, что ему все подвластно, все известно. Он слишком увлекся процессом, забыл, что у нас Церковь Девы, а не Бевериджа. И достиг той степени самоуверенности, когда причина и следствие уже не имеют значения, а главная цель теряется в пылу борьбы за укрепление собственной власти. Ха! Он принес бы гораздо больше пользы на менее опасном поприще. А я лично предпочел бы видеть на его, Великого Экзекутора, месте какую-нибудь посредственность. Дурня, который не приносит ни пользы, ни вреда.
Пока Тритемий вещал, расхаживая по темнице, Андрей внимательно к нему присматривался. На тощем, как скелет, узнике были кожаные штаны по щиколотку, рубаха из некрашеного холста, а поверх нее — кожаный колет со множеством накладных карманов. Голову Гиннеса украшал потрепанный бархатный, лихо сдвинутый набок синий берет. На ногах Тритемий носил сандалии, закрепленные на голенях ремнями. Однако, что самое интересное, ладони и пальцы у словоохотливого старика были сплошь покрыты темными пятнами. Такие пятна Андрею доводилось видеть на руках учителя химии. Он поинтересовался, за что старик попал в застенки Трибунала. Это подвигло Тритемия перейти от рассуждений о Беверидже к рассказу о самом себе.
—Я тоже причислен к еретикам, — сделав скорбное лицо, сообщил он. — Оказался здесь по обвинению в колдовстве и пособничестве гирудам. Признаюсь, кое-что в магии смыслю. Но, — Тритемий торжественно воздел к потолку указательный палец, — вбелой, юноша, в белой. С детства я стремился познать природу. Не пытался вырывать у нее тайны насильно. Просил униженно. И было дано мне. Жил в лесу, изучал силу трав и растений. Научился понимать язык деревьев, птиц и животных. Когда посчитал, что знаю достаточно, поселился среди людей. Лечил их, помогал советами. Что плохого в том, что урожай пшеницы в моей деревне был лучше, чем в соседних поселениях? Что дурного в том, что наших буйволов кормили правильно, и они считались двужильными? Ха! Оказалось, что все это — черная магия. Какой-то завистник донес на меня, что, дескать, у меня скелеты жаб на посылках. Вряд ли Беверидж поверил в чепуху о жабьих косточках. Я люблю всякую живность, крыс, жаб, лягушек, и не стану убивать их ради каких-то костей. Ну какой из меня пособник гирудов? Я ведь всего лишь ученый и стремлюсь постичь суть явлений. Бьюсь об заклад, Бевериджу больше всего не понравилось мое заявление о том, что Священная Экзекуция в его лице подменила собой монархию и Церковь. Он расценил это, как наглое обвинение в узурпации власти! Вот так, дорогой Эндрю. Мне довелось оскорбить Бевериджа словом, а тебе — действием. А это все равно, что добровольно наложить на себя руки.
