Через одиннадцать месяцев Хораннет пал.
Но еще задолго до этого, подняв глаза от отчетливых резких строк – даже в почерке Онго чудилось эхо одолевающей его ярости, – я встретил понимающий взгляд отца: оба мы были потрясены и испытывали восторг, близкий к опаске. С трудом верилось, что такое возможно. Едва придя в себя в чуждом мире, не успев изучить новейшие вооружения, в незнакомой местности, в разгар операции, длящейся уже три года, Эрдрейари за несколько дней выявил ошибки командования и составил рекомендации к их исправлению.
Позже я спросил у него об этом.
«Но люди-то всегда одинаковы», – добродушно отвечал генерал.
...Онго подошел к расписному деревянному глобусу, тронул тяжелый шар. Поднял взгляд на книжные полки за чистым стеклом – и озадаченно склонил голову. «Позволь, Мори», – проговорил он; не дожидаясь моего ответа, отворил дверцу и вытащил одну из книг.
– Это – издали? – раздельно спросил он, и голос его был полон неподдельного ужаса.
– Онго...
В руках генерала оказалось мое любимое издание «Слова о Востоке», карманное, в отличном прочном переплете и с прелестными миниатюрами.
– Не то чтобы это был личный дневник, – весьма сухо сказал Онго, листая страницы с таким видом, будто касался чего-то гадкого. – Но, во-первых, он ни в коем случае не является цельным произведением, а во-вторых, я не успел подготовить его к печати.
Я так оробел, будто сам подписал путевые заметки Эрдрейари в печать, хотя впервые это было сделано задолго до моего рождения. Я находил книгу очаровательной как раз за отсутствие столь ценимой Онго безупречной формы; в ней все было вперемежку – стихи, записи народных сказок, мысли о государственной доктрине и военном деле, картины быта и нравов, снова стихи...
Онго брезгливым движением поставил книгу на полку. Пощелкал пальцами. Стук, стук. Он не имел привычки вздыхать.
– У меня было дурное предчувствие, – пробормотал он.
Я опустил чашку на блюдце. Эрдрейари мастер беседы, но времени остается все меньше...
– Онго, – сказал я. – Прости, что меняю тему, но чем я обязан твоему сегодняшнему визиту?
Тот помолчал. Уточнил:
– Если я не ошибаюсь, сегодня в Данакесту возвращается Эррет?
– Да. Честно говоря, я ждал ее не раньше чем через месяц, но она быстро управляется с делами. Надеюсь, она сможет рассчитывать на твою помощь, Онго. Ты сам когда-то сказал, что Восточные острова не прощают пренебрежения, а из-за переговоров с аллендорцами я непозволительно затянул с поездкой. Пришлось заказать верховному магу пространственный разрез. Атомник может подождать на авиаполе, но схема ждать не будет...
Онго поглядел на меня.
– Мори, – сказал генерал, – я знаю, что ты торопишься, и потому прошу прощения за то, что сразу перехожу к делу.
Я удивленно поднял бровь.
Впрочем, должно быть, для Эрдрейари эти светские разговоры действительно называются «сразу». Я забываю, что он родом из другой эпохи. Какое-то время после пробуждения в его речи еще проскальзывали старинные конструкции, а его представления о нравах и общественном устройстве не соответствовали действительности, но уже через пару месяцев он стал казаться совершенно современным человеком.
Есть иллюзия, что со временем нравы смягчаются и мы цивилизованнее наших прадедов. Но стоило взглянуть, как Эрдрейари обращается с пленными, мирными жителями, собственными солдатами, сравнить его с живыми генералами... Благородство – категория вневременная.
Эрдрейари медленно мерил шагами комнату. Качался тяжелый плащ, утреннее солнце золотило маску. Яркий луч сверкал на лаке глобуса, как раз там, где находилась столица и примыкающие к ней земли.
– Мори, – наконец произнес Онго, остановившись возле глобуса и разглядывая северные материки, – я понимаю, как нелепы разговоры о предчувствиях, и все же... Не могу сказать, чтобы мне приятно было сознавать это, но своим теперешним существованием я обязан Лаанге.
– Мы все многим обязаны Лаанге, – сказал я. – Но не упомню человека, которому было бы приятно это сознавать.
Онго склонил голову, скрестив руки на груди.
– Пойми меня правильно: я более чем благодарен ему. Я рад, что получил возможность узнать вас всех и исполнить клятву.
И тогда – возможно, с опозданием – я почувствовал беспокойство. Онго держался слишком серьезно, слишком долго он подводил разговор к тому, что я должен был услышать. Он, конечно, был литератор, но и военачальник; он мог выражаться вычурно, но хождений вокруг да около не уважал в обеих своих ипостасях.
Я выпрямился в кресле и сплел пальцы.
«Кажется, меня ждет дурная новость, – подумалось мне, – настолько дурная, что даже не требует спешки». Впрочем, за последние полгода дурных новостей я услышал больше, чем за всю предыдущую жизнь, и потому ждал спокойно.
– Онго.
Тот медлил. Маска оставалась непроницаемой, но я смотрел на сложенные кисти его рук и чувствовал, как нарастает тревога.
– Видишь ли, Мори, – наконец очень мягко проговорил он, – фактически... теперешний я создан Лаангой. И потому между ним и мной существует определенная связь. Он видит меня насквозь, но и я вижу кое-что.
– Что случилось?
Онго глянул на меня.
– Не стоит так беспокоиться, – сказал он. – Еще ничего не произошло. Но ввиду последних событий, памятуя о несчастье, случившемся во время Весенних торжеств, я счел, что нужно принимать во внимание даже предчувствия. Особенно если их источником является Лаанга.
– Отлично, – сказал я, рассматривая стол. – Отлично. Я еду с инспекцией на Восточные острова. Нас там не любят. Эррет сейчас в воздухе. В Рескидде и Аллендоре творится бес знает что. Арияса не могут найти. И тут приходит генерал Эрдрейари и говорит, что у него предчувствия. То есть у Лаанги. Что еще?
Онго добродушно засмеялся.
– Не стоит так беспокоиться, Мори, – повторил он. – И я пришел не с предчувствиями, а с конкретным предложением, которое, полагаю, тебя обрадует.
– Вот как?
Эрдрейари развел руками. Потом сел напротив меня и облокотился о стол.
– Оставь Восточный архипелаг мне, – предложил он.
Я изумленно на него воззрился.
– Полагаю, господа, жаждущие независимости островов, обрадуются мне ничуть не меньше, – посмеиваясь, сказал Онго. – Труды верховного мага не пропадут даром. Извини за прямоту, но я лучше твоего разберусь в работе штабов и администраций, да и по части внушить здоровый ужас...
С этим не поспоришь: здоровый ужас у генерала Эрдрейари получается куда внушительней. Я улыбнулся.
– Не вижу, почему бы мне не согласиться, – сказал я. – Но как ты объяснишь мое отсутствие?
– Разве в Данакесте мало дел?
