Грубо, да, но эффектно. Парень оказался силачом. Итак, он поднял меня и швырнул наземь. А все, кто окружил место нашего поединка, веселились от души.
В воздухе я успел развернуться и приземлился на бок, после чего рывком вскочил на ноги. Парнишка, ухмыляясь, надвигался на меня. Но на этот раз я в последнюю секунду увернулся.
— В тот раз я тебе дал фору, — оповестил я противника. — Теперь моя очередь.
Моя дерзость ему пришлась не по вкусу. Он развернулся и бросился ко мне. Я ухватил его за руку, вывернул ее, выставил бедро и крутанул парня. Он взлетел вверх, а потом шмякнулся на землю. Я понял, что технике приземлении он не обучен, поэтому не выпустил его руку и сделал так, чтобы он приземлился на бок и не слишком ударился. Рыцари недовольно заворчали — конечно, им такой исход был не по нутру. Я отпустил руку парня, тот вскочил на ноги. Лицо у него побагровело, глаза бешено сверкали.
Отлично. Разозлился? Значит, будет делать ошибки.
Только теперь он не бросился на меня. Ему хватило ума не совершать одну и ту же ошибку дважды. Он встал в боевую стойку, закрылся руками и стал ждать, не раскроюсь ли я.
Я решил подыграть ему. Опустил руки, упер их в бока и притворился донельзя измученным.
Сработало. Конечно же, он нанес удар. И решил сбить меня с ног — подставить подножку. А я врезал ему по плечам и отпрыгнул назад. Парнишка просто взбесился. Он бросился за мной, пытаясь ухватить меня под колени, — ну совсем как ослик, бегущий за морковкой, которую перед ним несут на веревочке. Два шага — и вот он уже передумал. Руки его потянулись к моему паху и предплечью. Собрался, стало быть, положить меня на лопатки. Значит, сейчас распрямится. Я точно рассчитал шаг назад, и стоило парню распрямиться, как я ухватил его за тунику, приподнял, сделал подножку и хорошенько стукнул. Он упал — на этот раз ударившись сильнее, поскольку я ничего не предпринял, чтобы смягчить его падение. Парень поднялся на ноги. Глаза его метали молнии. Он размахнулся и нацелил кулак мне в лицо.
О, так он собрался побоксировать! Я заблокировался, кулак угодил мне в плечо, и удар потерял силу. Правда, я почувствовал боль в суставе, но вполне терпимую. Мои ответный удар — и голова парнишки запрокинулась назад. Левую руку я согнул в локте, распрямил пальцы и врезал ему прямехонько в солнечное сплетение ребром ладони. Весь боевой дух из парня разом вышибло. Он сложился пополам, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Я понял, что выиграл поединок, можно было расслабиться и отдохнуть. Но не скажу, чтобы я испытывал удовлетворение. На самом деле я терпеть не могу драться, бить кого-то, а особенно ребят, которые не могут ответить мне. Я зашел парню за спину и принялся потирать его спину и бока. Стоявшие кольцом рыцари издали недовольный вопль, но здоровяк поднял руку, призывая к спокойствию.
— О нет! Он просто хочет оказать помощь пораженному врагу. — Рыцарь посмотрел мне в глаза. — Довольно, добрый человек. Позволь нам позаботиться о Нем.
— Нет, — покачал я головой. — Боюсь, вам незнакома техника массажа. Я ударил его, я его и приведу в порядок. — Тут Жильбер хрипло задышал. — Ты пришел в себя?
— Не помру, — выдохнул парень. — А ты отличный воин.
— Просто учился этому немного, — объяснил я ему. — А ты очень силен, знаешь?
— Видно, мало тут одной силы, — простонал Жильбер.
— Это верно.
Я сжал его руку и потянул на себя. Он поднялся на ноги. Да, бицепсы у Жильбера были что надо, и правильно я делал, что старался не подпускать его к себе. И хорошо, что он, обхватив меня, сразу же швырнул. Если бы он продолжал меня «обнимать» — мне бы конец пришел.
— Ты храбро сражался, — подбодрил Жильбера командир и дал знак двоим воинам. — Уведите его.
Воины подхватили юношу под руки и увели. Те, что стояли кружком и наблюдали за нашей схваткой, вернулись к брошенным делам, не переставая, впрочем, оживленно обсуждать ее. Я заметил несколько опасливых взглядов, брошенных на меня, но враждебности в глазах рыцарей не обнаружил.
Я вздохнул. Старая история. Победи в паре-тройке драк, и ты уже свой. Неужели настоящего мужчину красят только кулаки?
— Добро пожаловать к нашему костру, — сказал мне командир.
А я вам что говорил? Правда, поглядывал он на меня осторожно.
— Благодарю за гостеприимство, — сухо ответил я. — Уверяю тебя, если меня никто не вызовет на бой, драться я не стану.
Командир пожал плечами, словно я сказал о чем-то таком, что его совершенно не заботило.
— У нас предостаточно мечей. А что же до рукопашной... то это крестьянская забава. А тебе она неплохо удается.
— Может быть, слишком хорошо? — намекнул я, догадываясь по выражению его лица, что он именно это хотел сказать.
— Может, и так, — уклончиво отозвался командир и отвел глаза. — Манера драться у тебя, несомненно, странная. Где ты таким приемам выучился?
— На Востоке, — ответил я. Что еще я мог сказать? Америка лежала к западу отсюда, если считать, что я находился в Европе, а Япония — к западу от Америки, верно? Японию все называют Востоком. А каратэ я изучал в Америке, но борьба-то японская, а Америка — к востоку от Японии, значит, все равно — на Востоке.
— А-а-а, — понимающе кивнул командир. — В стране язычников. Оттуда и приходят всякие редкости.
Он однозначно имел в виду Ближний Восток. Мусульманская культура была ему настолько чужда, что он был готов приписать ей все, что угодно. Тут меня озарило: вот редкостный способ для объяснения всего того, что я объяснить не в силах.
— Много лет я прожил в далекой стране, — сказал я. — Я ученый. Обычаи той страны не слишком интересовали меня, однако тамошние мудрецы внушили мне, что тренировка тела должна предшествовать тренировке ума.
— В этом есть смысл, — согласился командир. — И каким же оружием ты обучился владеть?
— Только посохом, — отвечал я. — Тамошнее учение берет начало от людей, почитаемых святыми, а они полагали, что заостренным оружием пользоваться грешно.
— Наши святые того же мнения, — кивнул командир. — За исключением тех немногих, кому предназначено защищать Истинную Веру силой оружия.
— Я как раз хотел спросить. У вас — тонзуры. Вы монахи или рыцари?
Командир прищурился и испытующе посмотрел на меня.
— Как долго ты не бывал в христианских землях?
— С детских лет, — ответил я и в общем-то не соврал: разве можно американскую среднюю школу считать христианской землей?
Лицо командира просветлело.
— Тогда и дивиться нечему. Так знай же: мы — рыцари Ордена Святого Монкера, но мы также и монахи.
Ну, наконец-то до меня дошло. Я же читал про рыцарей-тамплиеров в школьном учебнике и в книжке «Айвенго». Помню, как был возмущен до глубины души тем, что человек, посвятивший себя Господу, одновременно способен посвятить себя и тому, чтобы крошить черепа других людей копытами своих клайдесдальских тяжеловозов* [9]. Однако я постарался сохранить тактичность.