Он хотел заговорить с ней, но передумал. «У тебя есть другие заботы, — упрекнул Каллиадес себя. — Одиссею известно твое имя». Это был сюрприз. Микенец не считал себя знаменитым, и у него не было причин думать, что его знают за пределами Микен. На самом деле это означало, что царь Итаки мог также знать о награде, которую Агамемнон назначил за его голову.
Молодой микенец посмотрел на Банокла. Его совершенно не беспокоили мысли о предательстве или плене. Воин прошел по узкому проходу между заграждением и гребцами и встал, дружелюбно болтая со светловолосым моряком, Леуконом. У Банокла был дар завоевывать любовь окружающих.
Одиссей позвал Биаса, приказав ему взять рулевое весло. Затем коренастый царь прошел мимо Пирии и направился на нос. Когда он проходил рядом с ограждением, самая большая из черных свиней негромко хрюкнула и высунула к нему голову. Одиссей остановился и почесал животное за ухом. Свинья наклонила голову. Царь Итаки погладил ее и пошел к Нестору. Черная свинья наблюдала за ним.
— Он всегда умел находить общий язык с животными, — сказал Биас. — Кроме лошадей. Худший наездник из тех, что я видел.
Постепенно лучи солнца становились все теплее, ветер стих. Предупреждение Банокла о свиньях было напрасным. Они оказались сообразительными животными. Пол их заграждения был покрыт сухой травой, чтобы впитывать мочу, но животные пользовались только первой частью их загона для испражнений. Микенцам повезло, что они на корме — не то что Нестору и его сыновьям. Престарелый правитель держал платок у носа.
Но хуже всех было гребцам, чьи сиденья располагались справа и слева от растущей кучи навоза.
К полудню, когда «Пенелопа» безмятежно проплыла мимо группы островов, небо начало темнеть, а над кораблем стали собираться тяжелые облака. Поднялся ветер.
Каллиадес посмотрел на небо.
— Надвигается шторм? — спросил он Биаса. Чернокожий моряк покачал головой.
— Становится свежо. Ничего страшного. Мы направляемся вон к тому острову, — добавил он, показав на отдаленную золотую скалу на горизонте. — Мы высадимся на Скале Титана еще до заката.
Теперь «Пенелопа» проплывала мимо группы островов с высокими скалами и узкими пляжами. В отдалении Каллиадес увидел быстро надвигающуюся темную тучу. Он указал на нее Биасу. Это была огромная стая птиц, которые улетали со стороны моря. Группа из двадцати или больше дельфинов появилась на горизонте, прыгая, извиваясь, и быстро проплыла мимо корабля в том же южном направлении, что и птицы.
— Что-то обеспокоило птиц и рыбу, — заметил Биас.
Кто-то громко вздохнул. Главный гребец, Леукон, превозмогая запах навоза, выпустил свое весло и нагнулся за борт, чтобы опустошить содержимое желудка в море. Банокл побежал по узкому проходу между загоном для свиней и гребцами.
— Я могу занять его место ненадолго, — закричал великан.
— Давай, парень, — согласился Биас.
Одиссей шел с носа, в то время как Леукон направился на корму, подальше от запаха. Только тогда Каллиадес увидел, что самая большая из свиней пробирается сквозь стадо и бежит к Одиссею. Поставив передние ноги на горизонтальную мачту, она громко завизжала. Леукон как раз проходил мимо. Он зло ударил ее, стукнув огромной рукой по морде животного. Свинья громко закричала, перелезла через временное ограждение и бросилась на Леукона. Все свиньи начали фыркать и визжать. Леукон упал, но ударил налетевшую на него свинью, стараясь спастись от нее. Гребец, сидящий слева, встал со своего сиденья, чтобы помочь товарищу. Свинья кинулась на него, затем вскарабкалась на скамейку гребцов. Ее ноги беспомощно заскользили по влажному деревянному сиденью, и, прежде чем кто-нибудь смог остановить его, животное с визгом бросилось в море.
Одиссей в ярости подбежал к Леукону.
— Зачем ты ударил свинью?! — закричал он.
— Она раздражала меня! — со злостью ответил моряк.
— О, — сказал царь Итаки. — Ну, тогда ясно. Если тебя что-то беспокоит, ты это бьешь. Тебе стало легче?
— Да.
Не произнеся больше ни слова, Одиссей нанес удар слева по лицу Леукона, сбив гребца с ног. Тот сильно ударился о палубу и остался лежать там, хлопая глазами от изумления.
— Ну, на этот раз ты оказался прав, навозная башка, — признался царь Итаки. — Я действительно чувствую себя лучше, — и, повернувшись к команде, он крикнул: — Теперь давайте вернем Генни на борт!
Вначале задание казалось нетрудным. Несколько моряков нырнули в воду, опустили канаты с петлями, чтобы обвязать их вокруг плавающей свиньи. Но каждый раз, когда кто-нибудь из людей плыл к ней, она нападала на него, кусаясь. Каллиадес услышал грохот в отдалении и увидел, как на ближайшем острове вниз по горному склону покатились камни.
Пирия тоже увидела эту лавину вдалеке. Она взглянула на микенца.
— Кто-то, кого боги очень любили, только что умер, — заметила девушка. — Теперь они сотрясают землю в гневе.
Мужчины в море забыли о свинье и быстро поплыли обратно к «Пенелопе». Одиссей поднялся на палубу и стоял там, сердито глядя на свинью.
— Это всего лишь животное, — сказал Биас. — Не стоит ради него рисковать кораблем. Землетрясение вызовет волны, которые могут потопить корабль.
Одиссей повернулся к Леукону.
— Я вычту стоимость свиньи из твоей доли, — пообещал он моряку. — Есть возражения?
— Нет, мой царь.
— Хорошо! Гребцы, по местам!
Тяжелые облака нависали над «Пенелопой», но дождя не было. Ветер подул сильнее, море стало беспокойным. Корабль начал качаться на волнах, гребцам пришлось приложить усилия, чтобы войти в узкую бухту на мысе Скалы Титана. Одиссей вернулся к рулю, в то время как Биас отсчитывал ритм, ходя вдоль палубы:
— Поднять… опустить… тянуть на себя. Каллиадес увидел, что Пирия смотрит в море.
— Ты видишь ее? — спросил он.
— Да. Далеко позади.
Микенец осмотрел волнующееся море. Он снова заметил какую-то темную тень, теперь скрытую волнами.
— Ты думаешь, свинья сможет добраться до берега? — воскликнула девушка.
— Нет. Она погибнет в море.
— Как печально!
— Не более печально, чем погибнуть, пытаясь накормить семью. Все живые создания должны умирать. Настало его время, — он улыбнулся. — Ты беспокоишься о свинье?
Пирия пожала плечами.
— У него есть имя. Генни. Он не просто свинья.
Одиссей тоже оглянулся назад. Он увидел, что Каллиадес наблюдает за ним.
— Слишком далеко, чтобы свинья доплыла, — сказал царь.
— Долгий путь, — согласился микенец. — Жаль, однако, — добавил он.
