Сайпс бросил на собеседника холодный взгляд.
— Семьи всегда получали достойную компенсацию, — продолжал Фогвилл. — И до, и после.
Сайпс только усмехнулся.
— Ему нужна девушка, которая и без этой вашей компенсации… — Он раздраженно отмахнулся рукой.
— У девушек совершенно другие мотивы. Я…
— Чушь! Я вспоминаю жену Гейна во время венчания, ее холодную улыбку. — Сайпс тяжело вздохнул и уставился в дыру в центре обсерватории. — А теперь она там, внизу, смотрит на нас. — Подперев подбородок кулаком, он уставился в черноту пропасти. — Мертвые, Фогвилл, — какие козни у них на уме? Гм… Они прячутся в своей яме, ненавидят нас и все время что-то замышляют. — Старик заговорил почти шепотом. — А я старею с каждым днем, мое тело тлеет, словно чернила на древнем пергаменте. Скоро и я присоединюсь к ним. — Он поставил точку ударом старческих пальцев по столу. — И думаю, они это знают.
Глядя на измазанное чернилами лицо и трясущиеся руки, Фогвилл подумал, что, вероятно, старик прав.
— Чепуха, — сказал он вслух. — Вы сильны как матрос.
— Женитьбу, — заговорил Сайпс, — я доверю тебе. У меня уже кишка тонка для такого рода дел. — Он снова взял испачканное перо и опустил его в пузырек с красными чернилами.
— Письмо, ваше преосвященство. — В дверях обсерватории стоял мальчик и от волнения теребил и без того потертые манжеты.
— Боги! — воскликнул Сайпс. — Здесь кто-нибудь умеет стучаться?
Мальчик виновато улыбнулся и протянул пресвитеру пергамент, после чего поспешно поклонился и быстрее проворной крысы вылетел из обсерватории.
Сайпс развернул свиток и, держа его в вытянутых руках, сощурился.
— Боже мой, «Адраки» зашел в док. Тело Эдварда Хейла уже здесь.
— Чудесные новости! — воскликнул Фогвилл. Старик очень сильно переживал гибель генерала. — Его сын и дочь наконец-то могут быть покойны.
Пресвитер продолжал читать, нахмурив брови.
— Что с телом? — попытался разузнать Фогвилл.
Сайпс не ответил. Наконец он опустил свиток, поднялся со стула и взял трость.
— Пойдем со мной.
Они покинули обсерваторию и стали карабкаться по лестнице, которая спиралью взбиралась на самый верх башни Эколайта. Толпа священнослужителей, направлявшихся в миссионерские залы, расступилась, чтобы дать им дорогу. По мере восхождения пол скрывался за поворотами лестницы. Сайпс, ни на минуту не замолкая, ворчал и жаловался то на сердце, то на пыль, то на все остальное. Дойдя до середины башни, Фогвилл отпер тяжелую металлическую решетку, и они вошли в мрачный, освещенный газовыми фонарями коридор, ведущий к докам.
Марк Хейл уже ожидал священников в просторной зале, выходящей прямо к причалу. Осунувшееся худое лицо командующего с обветренной и загоревшей под палящим солнцем кожей сильно контрастировало с белоснежным мундиром. По три золотые полоски красовались на каждой манжете.
— Мы оставили тело на улице, — пояснил Марк. — Из-за запаха.
Слабый запах разложения витал в воздухе. Фогвилл поглубже вдохнул и открыл двери, ведущие в док.
Местами обвалившийся и заросший сорняками причал шагов на пятьдесят выступал из стены храма. Площадка была довольно широкой, так что можно было обойтись и без парапета, но располагалась настолько высоко, что Фогвиллу ужасно захотелось вцепиться в поручень. «Адраки» был пришвартован к помосту на дальнем конце. Огромный серебряный шар висел высоко над причалом, пойманный в сеть канатов, и ослепительно сверкал в лучах солнечного света. Иллюминаторы и бронзовая отделка корабля отливали золотом. Дипгейт повис на своих цепях где-то далеко внизу, под голубым небом.
— Боже мой! — воскликнул Фогвилл, заткнув нос. — Тут никакие ароматные свечи не помогут!
— Мы прибыли ночью из Сандпорта, — сказал Марк Хейл. — Опустошили все баки, чтобы успеть вовремя.
Но Фогвилл его не слушал. Он уставился на труп.
То, что некогда было генералом Эдвардом Хейлом, теперь лежало на спине, скрестив на груди почерневшие руки. Засохшая кровь и истлевшие обрывки мундира кое-где прикрывали растрескавшуюся кожу. На месте глаз зияли две обуглившиеся пустые впадины. Голые ступни напомнили Фогвиллу обжаренную свинину. Сайпс закашлялся.
— Вы уверены, что это он?
Марк Хейл кивнул. Он вытащил что-то из кармана и протянул пресвитеру.
— Дикари-хашетты сбили «Скайларк» недалеко от Деламора. По всей видимости, во время падения взорвался топливный бак. Нам понадобилось некоторое время, чтобы расчистить территорию и подобраться к обломкам. Выживших нет. Весь экипаж… в таком же состоянии.
— Дело плохо, — пробормотал Сайпс.
— Он совершенно высох — остались только кожа да кости, — произнес Фогвилл.
— Сегодня мы отправим его душу в бездну, — объявил пресвитер.
Фогвилл разглядел, что старик сжимает в руке целую охапку медалей.
— Совершенно ясно, что часть крови была утеряна, помощник. Некоторая часть. Малая часть. В теле Эдварда еще много крови, под самый край. — Сайпс с сомнением взглянул на останки. — Генерал был преданным солдатом и замечательным человеком. Я уверен, что его душа не пострадала.
— Пресвитер… — Марк Хейл опустил голову.
— Можете уйти, командующий. Помощник и я сами все подготовим.
— Спасибо, ваше преосвященство. — Хейл развернулся и собрался уходить.
— Командующий!
— Ваше преосвященство?
— Я еще не сообщил вашей сестре.
Марк Хейл молча кивнул и скрылся в глубине храма.
Как только командующий ушел, Фогвилл всплеснул руками.
— Да вы только посмотрите на тело, он же обескровлен! В его жилах и капли крови не осталось.
— Марк Хейл — славный парень, — пробормотал себе под нос Сайпс. — Однажды он станет отличным генералом. У него хорошая кровь, верно? Нам не нужны лишние трения между Церковью и военными. — Сощурившись от слепящего солнца, он смотрел туда, где вдалеке распростерлась пустыня. — Только не сейчас.
— Но вы не можете освятить вот это! Ульсис будет в гневе?
Пресвитер презрительно махнул рукой.
— Такие набожные солдаты, как генерал Хейл, — большая редкость. Бог Цепей нуждается в хороших людях.
— Но его душа уже в Лабиринте!
— Чепуха.
— Я приведу носильщиков, — покачав головой, проворчал Фогвилл. Он был рад убраться подальше от ужасной вони.
— Нет, помощник. До церемонии Прощания осталось слишком мало времени. Попробуй разыскать Девона. Он должен быть где-то неподалеку.
Фогвилл нахмурился и открыл было рот возразить, однако передумал. Зачем тратить слова? Старик, похоже, твердо решил настоять на своем.
