Когда они вступили в Дан-Леге, навстречу им вышел офицер – знатный дворянин, судя по его пышным одеяниям и великолепному снаряжению. Он был высок и узок в кости, с бледным красивым лицом и блестящими черными волосами – характерной внешностью пеллинитского аристократа. Его изящество было сродни изяществу кошки – стальные мышцы под шелковой кожей и идеальная координация движений. Красив и смертоносен, как черная пантера. Его глаза не выражали ничего, когда он подошел к ним.
– Мои поздравления, Имель, – сказал он вместо приветствия, – по поводу завершения весьма трудной миссии. Я знал, что ты оправдаешь наше доверие. Хорошая работа. – И продолжил: – Ты, должно быть, Кейн. – Он заколебался, произнося это имя, как будто говоря в приличном обществе непристойность.
Оба мужчины некоторое время оценивающе рассматривали друг друга. Кейн сразу же ощутил глубокую ненависть и чувство соперничества со стороны пеллинита. Его поза и высокомерное выражение ясно давали понять, что он был против присутствия Кейна на Пеллине еще с того времени, когда миссия Имеля только планировалась. Только приказ госпожи и noblesse oblige [1] удерживали его от проявления открытой враждебности. Кейн посчитал иронией судьбы, что первым на Пеллине его приветствует смертельный враг, о существовании которого он никогда раньше и не подозревал.
Пеллинитский лорд смотрел на него с едва сдерживаемым презрением. Их глаза встретились, и он поспешно отвел взгляд. Его поведение стало более осторожным, расчетливым.
– Я – Оксфорс Альремас, – объявил он. – И подчиняюсь только самой Эфрель. – Он сделал паузу, чтобы его слова оценили, затем, вновь собравшись с мыслями, не слишком убедительно продолжил: – Приветствую вас на Пеллине и в Дан-Леге. Сейчас для вас накроют стол. Но вначале я проведу вас в ваши покои. Полагаю, что вы хотите смыть с себя соль морских странствий. Там вас ждут более подходящие одежды, разумеется, если вы пожелаете одеться в соответствии с вашим новым положением.
Задумчиво кусая губы, Имель смотрел, как Кейн и Арбас уходят с Альремасом. Затем, тряхнув головой, словно пытаясь избавиться от дурных мыслей, он обернулся к оставшимся солдатам и приказал им возвращаться в казармы. Что до него, то, конечно, смена одежды тоже предполагалась. А затем пир, о котором говорил Альремас.
Уходя, Имель подумал о вине, веселье и шаловливой компании придворных дам. Он чувствовал необычное облегчение оттого, что Кейн больше не был его заботой.
VII. КОРОЛЕВА НОЧИ И РАССКАЗ ЭФРЕЛЬ
Кейн обнаружил, что его покои великолепны воистину по-королевски. Он с его пристрастием к роскоши был очарован шелками и гобеленами, покрывавшими стены просторных комнат. Палаты были украшены бесчисленными дорогими и прекрасными изваяниями и прочими предметами искусства, дополнявшими и без того изысканную обстановку. Там был еще и великолепный бассейн для купания, в котором Кейн поразвлекся с миленькой юной рабыней, присланной ему в качестве личной прислуги.
Обед был столь же великолепен. Пир был устроен в гигантском, залитом огнями зале, шустрые прислужницы разносили бесчисленные блюда из жареного мяса и чаши пенистого эля и вина. Огромный зал наполняли почти две сотни гостей – главным образом знать и офицеры. Громкие разговоры и смех поднимались от длинных деревянных столов к высоким сводчатым потолкам.
Но Кейну казалось, что смех был отчасти принужденным, в голосах гостей чувствовалась не вполне скрытая нервозность. Более того, тени в зале были слишком глубокими. Он не раз ловил быстрые передвижения за портьерами. И в течение всего обеда его обостренные чувства ощущали некое скрытое наблюдение – почти нечеловеческой силы.
Кресло владычицы пустовало.
Кейн восседал за главным столом вместе с Оксфорсом Альремасом и Имелем. Арбас сидел пониже – пеллиниты не были уверены в его статусе, но он имел определенный вес, поскольку прибыл вместе с Кейном. Беседа за столом была сдержанной и касалась только обыденных тем. Так что Кейн выжидал, как повернется дело.
Когда обед подошел к концу, Альремас повернулся к Кейну, который допивал свое вино, и сказал:
– Теперь, когда ты немного отдохнул после путешествия, я проведу тебя к Эфрель.
Кейн невозмутимо кивнул и поднялся. Альремас провел его через запутанный лабиринт каменных лестниц и длинных извилистых коридоров. Внутри крепость казалась гораздо больших размеров, чем снаружи. Снова Кейн ощутил, что часть помещений и коридоров чужеродна по отношению к первоначальной конструкции. Внешнюю стену всегда можно было отличить по ее циклопичности – мегалитические базальтовые блоки, искусно пригнанные друг к другу. Чтобы построить подобную стену, нужен был инженерный гений уровня, неведомого нынешней эпохе.
Наконец они остановились перед тяжелой дверью из обитого железом дуба. Альремас громко постучал рукояткой кинжала, и дверь открыл огромный раб. Кейн признал в слуге евнуха – типичного охранника дамских покоев. Нетипичным было то, что этот человек ростом почти семь футов, и под слоем жира скрываются мощные мускулы. В ножнах у него висел паранг необыкновенной длины. Его лицо было бесстрастным.
– Оставь оружие у евнуха, – велел Альремас. Он сердито глянул на Кейна и зашагал прочь по темному проходу.
Кейн пересек порог и оказался в просторной приемной – название «будуар» казалось неподходящим для этого помещения. Комната была ярко освещена и причудливо украшена. В обстановке явно чувствовалась рука женщины, но здесь были и предметы зловещего, дьявольского свойства – непонятные картины и статуи, книги странной формы, необычные приборы и алхимические принадлежности и незнакомые запахи. Кейн ощутил исходящую откуда-то сильнейшую ауру зла. Это была смесь кабинета чародея и будуара блудницы.
В одном конце комнаты была дверь, завешенная занавеской – тонкой вуалью, за которой не было света. Человек, находящийся там, мог наблюдать, что происходит в комнате, сам при этом оставаясь невидимым.
Не особенно наслаждаясь ситуацией, Кейн сел и уставился на занавес. Ему не пришлось долго ждать.
– Так, значит, ты Кейн. – Низкий голос, донесшийся из-за вуали, был жуток. Его интонации были красивыми и женственными, но в то же время странно искаженными. Говорившая с трудом произносила слова – она пыталась внятно выразить неописуемую, безумную ярость.
– А ты – Эфрель? – осведомился Кейн.
Ответом ему было полное ненависти хихиканье.
– Да – и нет! Я была Эфрель. Я полагаю, удобство требует, чтобы я и дальше называлась этим именем. Но я не Эфрель. Эфрель мертва. Два года, как мертва. Но я мертва – и я Эфрель! Или была Эфрель, раз Эфрель мертва. Итак, к чему мы пришли, Кейн? Это не имеет значения. Да, зови меня Эфрель. Пока это сойдет. Но мертвые не всегда умирают! Остерегайся, Неистен Мариль, мертвеца, который еще жив! – Последние слова были безумным воплем. Воцарилось молчание, пока Эфрель пыталась взять себя в руки.
