Она могла бы сдать Вету вместе с её фантомом города, вместе с Антонио, их неудавшимся романом, их загадочным прошлым и недоговорками. Несправедливо — они ведь даже не рассказали Наде всего. Велели, как служебной собаке: иди и найди.
Но жалость к самой себе не была конструктивной. Надя сморщилась, ткнулась лицом в локоть. Там всё ещё пахло лавандовым мылом и солнечным светом. И, чтобы не расстроится окончательно, заставила себя думать о другом.
Теперь уже не выяснить, был ли Арт единственным создателем Скрипача, или вместе с ним на заброшенный склад явился весь бывший восьмой «А» класс. Если считать, что первым Скрипач убил Арта, теперь новый фантом уничтожит остальных. Она могла бы узнать чуть точнее, но мама не расскажет. И по её взгляду не понять, скрывает ли она страшную тайну, боясь обвинений, или просто не в настроении болтать.
Если это правда, и новый фантом, как и первый, питается теми, кто их вызвал, грядут новые убийства. Что же, если поисковики не спохватятся вовремя, у неё будет возможность проверить эту теорию.
Ночь в камере — в целом, прекрасное время, чтобы подумать. Надя перебралась из своего угла на кровать. Плохо, что не прихватила с собой хотя бы куртку. Она была точно уверена, что не сумеет здесь заснуть.
— Дом с видом на набережную, — сказала Вета, спиной прижимаясь к Матери-птице. — Отлично помню.
Вооружённое оцепление к вечеру сняли, и теперь обрушенный парапет охраняли лишь трепещущие красные ленточки. Прохожих не было: все праздные гуляки переместились к зданию речного вокзала, а здесь даже фонари как будто светили не так ярко.
— Я там бывала, помнишь? Когда они хотели заполучить в своё безграничное владение фантом города. Несладко мне пришлось, — произнесла она, не особенно рассчитывая на ответ.
Антон стоял в тени стелы, хмуро уставившись в асфальт. Он помнил — Вета и не сомневалась, — но кому же захочется обсуждать давнюю и неприятную историю, после которой тебя бросила девушка. Правда, её тогда очень быстро выпустили. Обнаружили, что на такую наживку фантом города не поймать.
Стремительно холодало, и ветер с реки доносил запах осени. Вета ощутила на своих плечах прикосновения этого ветра, он скользнул под распущенные волосы, в ямочку между ключицами, обхватил её под грудью. Если бы Антон вгляделся повнимательнее в вечерний сумрак, в призрачные блики фонарей, он бы увидел Город — силуэт за левым плечом Веты. Но Антону не особенно хотелось вглядываться.
Он смотрел на светящиеся окна казённого дома и знакомо щурился.
— Как вышло, что её камеры засекли, а тебя нет?
— Мы вышли на набережную разными дорогами. Что будет, если она расскажет? — Тон Веты сам собой сделался тревожным и резким. Ветер обхватил её сильнее, прижался, успокаивая. — Чего они вообще хотят?
— Я не знаю, веришь? Я попытался выяснить, но поисковики и Центр — слишком независимы друг от друга.
— Да-да, — с невесёлой улыбкой остановила его Вета. Почему-то перед ней майор Центра делался испуганным мальчишкой. Собирался рвать противников и рыть землю, а потом вдруг угасал, как почерневшая спичка. — Но если просто предположить?
Антон отвернулся, чтобы уж точно не различить призрачный силуэт за её левым плечом.
— Это ясно. Они хотят найти фантом города. Как и тогда — двадцать пять лет назад — они хотят поймать его и сделать совершенным оружием. Ты же помнишь?
Вета кивнула. Сейчас им не с кем было воевать. Но почему бы не заиметь себе оружие, которому нет равных, тем более что оружие само идёт в руки. Это ведь так удобно, разрушать набережные силой бестелесной сущности. Уничтожать неугодных силой Города.
Конечно, они не думают о том, что будет, если Город выйдет из подчинения. Если не захочет быть покорной собачкой людей.
— Боюсь, тебе лучше не возвращаться домой. Там тебя станут искать в первую очередь. Поймают и посадят в соседнюю с Надей камеру. Уезжай из города.
Вета улыбнулась краешком губ. Он забылся. Они так давно не виделись.
— Как, любопытно, я могу уехать? Ты сам прекрасно знаешь, что это невозможно — даже физически.
Город дохнул осенним теплом ей в шею и сжался там, уцепился за пряди волос. Словно боялся, что его бросят.
От лязга замков Надя вздрогнула и проснулась. В камере сделалось ещё темнее. Значит, подумала она, уже ночь. В светлом прямоугольнике открытой двери проступил чёрный силуэт.
— Поднимайтесь, вас вызывает следователь.
Она часто заморгала, пока мир перед глазами снова не стал чётким. Сухой воздух при каждом вдохе царапал горло, губы запеклись.
Следователь был тот же самый — Надя рассмотрела его тёмные круги под глазами и худые пальцы с костяшками, похожими на вишнёвые косточки.
— Мы надеялись на ваше благоразумие. Не собираетесь дать показания?
— О чём? — взглянула исподлобья Надя. Голос спросонья вышел грубым.
— Всё о том же. О фантоме города, который вы видели на набережной прошлой ночью. — Слово «видели» — как обвинение в страшном. Он выискал новые факты, и потому притащил её сюда, явился сам, листал теперь бумаги в папке. Внимательно наблюдал за её руками. — Мне рассказали, что в институте вы демонстрировали такие потрясающие умения. Вы общались с сущностями, как не могут профессионалы.
Свет опять был ей в лицо, но Надя хотя бы стряхнула с себя сонную одурь. Вот что он нарыл. В институте, значит.
— Глупости. Пару раз столкнуться с призраками в заброшенных домах — это ещё не значит демонстрировать прекрасные способности.
Следователь посмотрел на неё в упор. Злые уставшие глаза. Надя так часто бывала на его месте, что никак не могла смириться, что сейчас она — по другую сторону допросного стола.
Она убеждала себя не злиться на этого невыспавшегося тоскливого человека. Вряд ли он желал зла ей лично. Скорее просто хотел завершить работу и уйти домой. Тем более что злость не исправит ситуацию. Здесь поможет только терпение и сила воли.
Надя хмыкнула и отвернулась в угол. Чувства, приглушённые сном, возвращались, и она опять ощущала себя вымотанной, продрогшей и голодной. Даже если у неё и были способности, это не делает её виноватой.
Следователь ни капли не смутился. Наверное, он даже решил, что последнее слово осталось за ним — он победил в этой крошечной словесной дуэли.
— Так что, вы расскажете мне о фантоме города?
— Вряд ли я расскажу больше, чем жёлтые газеты, — пожала плечами Надя и зевнула в кулак, чтобы следователь слишком не расслаблялся.
Она не строила из себя партизана и не слишком желала выгораживать Вету вместе с Антонио, но она знала — стоит ей заговорить, проболтаться о самой незначительной мелочи, и следователь, как за ниточку, вытянет из неё столько, что хватит на самое жуткое обвинение.
