- Это ваша шляпа? - преследующий повторил вопрос.
- Моя, спасибо, - доктор взял ее и больше уже на голову не надевал, а бежал с нею в руках.
При всей своей подвижности, на долгий бег доктора не хватило. И то ли и впрямь завод находился слишком далеко вниз по улице, то ли доктору так казалось, но даже до стен поликлиники при больнице он не добежал. Лишь после отвлеченно удивлялся, как далеко оказывается его место работы от автобусной остановки.
Доктора смущало, как он пройдет мимо проходной завода, так чтобы его пропустили, где найдет третий цех, что в этом третьем цехе производят и, кроме того, темнело…
Зачем он нужен похитителю доктор не думал, все и так ясно как день. Не слишком умелый злоумышленник хочет обменять его жизнь на жизнь семьи. Проблема в том, что ван Чех не намерен отдавать ни одной жизни.
Он не проживет без семьи.
Какой смысл вкладывал доктор тогда в эту установку, мне не ведомо, но в абсолютности этого положения он был уверен. Доктор был намерен любой ценой сохранить свою семью в том виде, в котором она была.
Больше всего Ван Чех злился на того, кто нанес тяжелую травму его детям. Если он поначалу шутил и называл их маленькими чудовищами, то не со зла, а потому, что спустя столько лет все же проще было отшутиться и сказать посторонним людям это. Не всем нужно знать, как он их любил.
Так он сразу полюбил их мать. С первого близкого полу-взгляда. До того момента он всегда посмеивался над тем, что Британия мечтает его съесть. Ван Чех же свои чувства прятал сам от себя, не желая даже мечтать о нарушении профессиональной этики.
Потом были муки совести. Предать Пенелопу, точнее память о ней. Постоянная борьба с собой. Попытки подавить das es супер-эго. Сублимация, тоннели подсознания, всплывающие, извращенные подавлением, образы снов.
А между этим сумасшедшая идея Брижит с танцами. Робкая мнущаяся Британия, ее хрупкая, требующая защиты фигурка, такая же нежная, как и душа. Доктор не позволил себе ни одной мысли не в ту сторону, он даже и касался-то ее едва-едва, сам стесняясь и храбрясь. Зато Британия вцепилась в него, это он не раз будет вспоминать, как и легкость на душе тогда.
Было солнечно. Как и сейчас. Тогда, незадолго до заката Хельга, огрела его по голове битой, что будет сейчас? Дай Бог увидеть новый рассвет. Доктор покосился на солнце.
Клиника осталась далеко позади. Даже дом, где располагался шикарный восточный ресторан, и следующий за ним, с винно-водочным магазином.
Внутри доктора все щемило от страха и наплывших воспоминаний. Прокручивать в памяти те дни, еще и еще раз, это неплохая таблетка от страха. Это придает силы, бодрит, злит, наконец, от этого еще больше хочется жить и не просто жить, а жить с ними.
***
В тот день явление Ка Пенелопы было очень вовремя. Пообщавшись с ней, Ван Чех многое переоценил и понял, у него было время, пока он скучал в больнице, занятый механическим складыванием журавликов. И выпрыгивая из окна, чтобы бежать и спасать самого себя, он дал себе слово, если будет жив, то станет другим ван Чехом, семейным, надежным человеком.
Пенелопа его отпустила, не держала зла за все, что было, и радовалась, что он был в ее жизни. Только ее жизнь кончилась, а его жизнь продолжается. Ка Пенелопы обещало помогать ему. Как? Это не его дело. Его дело спасать семью.
Как он боялся, что дети его не примут! Такие разные, непохожие, большие. Они помнили отца, по-своему любили его и очень переживали, когда его не стало, а мать сошла с ума. Такой не по годам взрослый и ответственный Девон, отчаянно цепляющаяся за детство, Ая.
Они отнеслись к нему настороженно. Они все знали: что он лечил их мать, что он любил ее. С ними оказалось все просто. Стоило только поговорить, как со взрослыми, на языке взрослых чувств, объяснить, что они любят друг друга, что доктор желает нести ответственность за их семью, стать опорой для них, что желает любить их, как родных, вне зависимости от того, примут его дети или нет.
Первой откликнулась Ая, нарекла доктора сначала феей, потом священником. Ван Чех охотно поддерживал эти игры, чтобы сблизиться с девочкой и проиграть все потерянное ей детство.
Девон оказался упрямее, он не проявлял чувств, не обращался за помощью, казалось, боялся доктора и в тайне ненавидел. Но потом вдруг заявил, что хочет сменить имя отца на имя доктора. Еле удалось отговорить.
***
Проходная. Роскошный парк перед нею был преодолен. На проходной сидел круглолицый, румяный человек.
"Что я буду ему говорить?" - судорожно думал доктор, сминая шляпу.
- О, доктор ван Чех, здравствуйте! - охранник раскинул свои объятья и сильно тряс в них доктора.
- Откуда вы меня знаете?
- Мой брат у вас лечился, вы, наверное, не помните, у вас столько больных, - широко улыбался охранник.
- Да, да. Как Алекс? - рассеянно спросил доктор. Имя услужливо подкинуло подсознание.
- Вашими стараниями, здоров. Больше не пьет. Мы так сам благодарны, доктор.
- О, я очень рад это слышать, - пробормотал ван Чех, - Я тороплюсь, простите.
- А куда?
- В третий цех, мне там… назначили встречу, - доктор едва мог контролировать то, что говорил.
Охранник уважительно присвистнул.
- Вы, видать, важная птица! - улыбнулся он.
- Есть немного, - доктор потупился и нервно продолжал мять шляпу, - Где этот третий цех?
- Самый дальний. Пойдете сейчас от проходной все время прямо, пока не упретесь в забор. Идти где-то с полчаса. По забору пойдете налево, до маленькой калитки. На ней будет написано, что объект под военизированной охраной, но можете не беспокоиться, там тысячу лет нет никого. От калитки снова налево, третий ангар и будет основным зданием третьего цеха.
- Спасибо. А может такое быть, чтобы в третьем цехе появился кто-то посторонний, чье присутствие там было бы не желательно? - поинтересовался доктор.
- Третий цех сдается.
- Кому?
- Я не знаю. Это собственность завода, но она сдается. Туда такие шишки приезжают, что закачаешься. Не раз и САМ, - охранник многозначительно промолчал, - приезжал. И все как-то к ночи ближе. Проходите, доктор, - румяный мужчина открыл проход.
- Спасибо огромное.
- Может вас проводить?
- Нет-нет, - едва не замахал на него руками доктор, - я сам доберусь. Вы отлично объяснили.
Серая территория. Точнее, угрожающе алая. Старые кирпичные здания с черными зрачками окон, в которых не было стекол. Это тем необычнее, что с той стороны забора все здания кажутся голубыми и светлыми и окошки всегда поблескивают. Доктор был на территории завода не в первый раз. Но раньше он ходил только в заводскую столовую, куда была прямая дверь из каморки проходной. Теперь же ван Чех шел по пустой гулкой территории, слепленной сплошь из кирпича, асфальта и железа.
