«Где ты теперь, дружище?»
Флорин представил себе, как большой неуклюжий аэростат направляется на юг, а за штурвалом в одиночестве сидит Хедригалл.
«Будь я проклят, если он не плачет».
Это было своего рода самоубийством. Хедригалл никак не мог накопить столько топлива, чтобы добраться до суши. Если бы он добрался до армадского флота, ожидающего возвращения города, то у него поинтересовались бы что случилось и почему он оставил Армаду. Поэтому он постарается избежать встречи с ними.
Ветра увлекут его через пустое море. Аэростат был очень прочен, и мог хоть несколько лет носить его по небу. «Сколько еды тебе удалось запасти, дружище?» — задавался вопросом Флорин.
Ему в голову пришла такая картина: «Высокомерие» годами плавает в четырех-пяти сотнях футов над морем, а тело Хедригалла медленно разлагается в капитанской каюте. Могила на перекрестке семи ветров.
А может, он и выживет. Может, он будет спускать с «Высокомерия» длиннющую рыболовную снасть. Флорин представил себе, как раскручивается катушка, как летит вниз грузило, как потом крючок с наживкой падает в воду. В нормальных условиях какты были вегетарианцами, но при необходимости могли питаться рыбой или мясом.
Флорин представил себе, как Хедригалл сидит и удит рыбку, свесив ноги из люка и покачивая ими, как мальчишка. Рыбы, трепыхаясь, по пути наверх успевают наглотаться воздуха и достигают Хедригалла уже мертвыми. Он мог бы существовать так годами, носимый ветрами по миру. Его аэростат, подхваченный кольцевыми потоками, может долго кружить над Вздувшимся океаном, а сам Хедригалл постареет, под воздействием однообразной пищи испортится его характер, кожа покроется морщинами, колючки поседеют. В одиночестве он будет постепенно сходить с ума. Будет разговаривать с портретами и гелиотипами на стенах «Высокомерия».
Но вот в один прекрасный день, может статься, его выбросит с орбиты круговых ветров, и «Высокомерие» окажется в других воздушных течениях, и его унесет на юг или север, и, может быть, он увидит землю.
Он поплывет над горами, потом бросит вниз якорь, зацепится за дерево и спустится, снова коснется земли.
«Неужели поиски Шрама такое никудышное дело, Хедригалл?»
Флорин решил, что Хедригалл — предатель. Пустился в бега. Похитил «воронье гнездо» Армады, обманул своих правителей и друзей. Он просто трус, потому и не решался спорить. Он изменник, и Флорин знал, что, будучи преданным гражданином Саргановых вод, должен осуждать Хедригалла. Но у него не получалось.
«Удачи тебе, дружок, — подумал он после некоторых колебаний, потом неуверенно поднял руку и кивнул. — Не могу не пожелать тебе удачи».
Сторонники Саргановых вод восприняли отсутствие Хедригалла как укор.
Было известно, что он предан правителям, и потому своим бегством он вызвал немало недоуменных разговоров, породил еще большую неуверенность и неприятие проекта Любовников, чем существовали прежде.
В морских глубинах продолжал свое движение аванк. Он лишь чуть-чуть замедлил ход, оказавшись в новых водах.
Флорин Сак плавал; морская вода смягчала боль в истерзанной спине. Ныряльщиков внизу и пловцов наверху теперь стало мало. Они боялись, что какой-нибудь непредсказуемый поток унесет их от города, выбросит в какую-нибудь застойную зону Скрытого океана.
Флорина это не смущало. Он, рыболюди и Сукин Джон перемещались с места на место между громадных цепей, уходящих вниз под углом. Плавали они быстро, постоянно проверяя, не отстали ли от города, но никаких новых опасностей вода в себе, казалось, не таила. Хаос воздействовал только на более крупные субстанции — на незваных гостей большого размера, вроде кораблей и подлодок. Даже морские змеи не могли больше тащить свои взбесившиеся корабли-колесницы и потому ушли вместе с флотом назад, прочь из Пустого океана.
Внизу теперь царил покой, и почти ничто не отвлекало внимания Флорина. Большинство работ в Армаде прекратилось.
Нет, конечно, фермеры продолжали растить урожай и заботиться о живности, как подводной, так и надводной. Не прекращались тысячи мелких работ по ремонту и обслуживанию. Внутренняя жизнь города не остановилась — булочники, ростовщики, повара, аптекари по-прежнему занимались своими делами и принимали деньги. Но прежде Армада была городом, который, занимаясь пиратством и торговлей, зависел от внешнего мира. Теперь же вся портовая суета — погрузка, разгрузка, подсчет, ремонт, переоснащение — прекратилась.
Поэтому Флорину не нужно было ежедневно уходить под воду, чтобы заделывать трещины, пробоины, дыры и всякое такое. Он плавал ради удовольствия и ради своей спины, чувствуя, как соль возвращает его кожу к жизни.
— Идем со мной, Шек, — сказал он.
Он чувствовал напряженность, распространявшуюся по Армаде, неуверенность, словно Хедригалл, покинув город, разлил в нем какой-то яд. Флорин хотел показать Шекелю место, где этот яд можно было растворить.
Для растущих страхов имелись все основания. До Флорина доходили странные слухи. Он уже три раза слышал о том, что такой-то мужчина или такая-то женщина, такой-то стражник или техник из Саргановых вод исчезли, а их дома и пожитки остались нетронутыми (в одной из историй частично были съедены запасы еды). Кто-то говорил, что исчезнувшие тоже убежали, другие утверждали, что это проделки духов, обитающих в Скрытом океане.
Когда Флорин находился в воде, ощущение, что дела идут наперекосяк, приобретают опасный или неопределенный оборот, притуплялось под воздействием водных потоков. Он предложил Шекелю то же лекарство. Он убедил парнишку плавать с ним за компанию. Пространства между судами Армады теперь были почти пусты. Шекеля захватила мысль, что он — один из тех смельчаков, кто спускается в воду. Над ними и вокруг них неторопливо двигались огромные силуэты кораблей — отстать они не боялись. Шекель боролся с течениями, делая сильные неуклюжие гребки. Флорин попытался было научить его более экономным и эффективным движениям, но потом понял, что не знает таких для тех, кому приходится дышать воздухом.
Шекель натягивал на глаза тяжелые очки и сколько мог — пока их несовершенное уплотнение не начинало пропускать влагу — держал голову под водой. Они с Флорином разглядывали стайки рыб, которых не видели прежде: с причудливой окраской и оперением, яркие и необычные, словно тропические, но только живущие в умеренных водах. Как у скорпиона или крысорыбы, очертания у них были ломаные и прерывались вертлявыми отростками, а глаза светились невероятными цветами.
