Смелая, мужественная — так говорила про нее Тенар. Он не совсем понимал ее речь, зато хорошо понимал, что ему только что дали урок настоящего мужества. Весь тот гнев, который еще недавно переполнял его душу, заставив его стрелой мчаться сюда, совершенно испарился. При этом Лебаннен отнюдь не чувствовал себя измученным или униженным. Нет, ему просто показали его место, и совершенно справедливо показали — место обыкновенного человека в сравнении с горной вершиной, царящей в чистых воздушных потоках.
Он миновал темную комнату, полную надушенных, закутанных в покрывала и что-то друг другу шепчущих женщин, которые так и шарахались от него, и спустился вниз. Потом немного дружески поболтал с леди Опал и другими дамами, успел сказать несколько ласковых слов той перепуганной двенадцатилетней фрейлине, которая так и стояла с разинутым от изумления ртом, и, настроенный вполне дружелюбно, вышел во двор, где его дожидалась свита. Затем он спокойно сел на своего крупного серого жеребца и медленно поехал назад, во дворец Махариона, погрузившись в глубокие раздумья.
Олдер с фаталистической покорностью отнесся к тому, что ему снова предстоит вернуться на Рок. Жизнь в периоды бодрствования стала казаться ему настолько странной, даже более странной, чем его сны, что у него почти не было сил ни задавать вопросы, ни протестовать. Если судьба велит ему провести остаток своей жизни в странствиях от острова к острову, то, значит, так тому и быть. Олдер понимал, что домой для него теперь пути нет. Ну что ж, по крайней мере, на корабле он будет в обществе госпожи Тенар и госпожи Техану, в присутствии которых у него всегда становилось легче на душе. Да и волшебник Оникс уже продемонстрировал ему свое доброе отношение.
Олдер был человеком застенчивым, а Оникс — в высшей степени сдержанным. К тому же между ними была огромная разница в уровне знаний и в статусе, и преодолеть эту пропасть было непросто. Однако Оникс вел себя уважительно, сам неоднократно подходил к Олдеру и беседовал с ним, выказывая достаточное почтение, и это обстоятельство Олдера особенно озадачивало и заставляло еще больше смущаться. Однако лишь Ониксу он решился задать тот вопрос, который не давал ему покоя.
— Дело в том, — начал он смущенно, — что, как мне кажется, будет неправильно, если возьму с собой этого котенка. Мне ведь придется долго держать его взаперти, а это совершенно неестественно для любого юного существа. И я все думаю: что же с ним теперь будет?
Оникс не стал спрашивать, какого котенка Олдер имеет в виду. Он спросил лишь:
— А котенок по-прежнему помогает тебе не видеть этих ужасных снов?
— Ну да, во всяком случае, очень часто. Оникс задумался.
— Тебе, безусловно, нужна какая-то защита, пока мы не доберемся до Рока. Я уже думал об этом… А кстати, ты не говорил на эту тему с волшебником Сеппелем? Он ведь еще здесь.
— С пальнийским волшебником? — В голосе Олдера послышался страх.
Пальн, самый крупный остров к западу от Хавнора, расположенный в Пальнийском море, пользовался славой места весьма таинственного. Пальнийцы говорили на диалекте ардического языка, но с очень странным акцентом, вплетая в речь немало местных слов. Их правители с давних времен отказывались присягнуть на верность королям Энлада и Хавнора. Их волшебники никогда не совершали путешествий на Рок и не посылали свою молодежь учиться в тамошней Школе. Пальнийская премудрость и магия основывались на знании Древних Сил Земли и повсеместно считались опасными, даже зловредными. Некогда Серый Маг уничтожил почти все население своего острова, призвав себе в советники души мертвых. История об этом непременно изучалась всеми, кто имел отношение к магии. «Живые не должны советоваться с мертвыми!» — таков был основной вывод, сделанный Мудрецами с Рока, и с тех пор не одна дуэль состоялась между волшебниками Рока и Пальна. Во время одного из таких магических поединков — а случилось это двести лет назад — на жителей островов Пальн и Семел обрушилась страшная эпидемия чумы, невольно выпущенной на волю одним из волшебников; тогда обезлюдела половина городов и селений на обоих островах. А пятнадцать лет назад волшебник Коб решил воспользоваться Пальнийской премудростью, чтобы свободно переходить из царства жизни в царство смерти и обратно. Тогда Верховному Магу Ястребу пришлось отдать все свои силы и могущество, чтобы победить Коба и исправить то зло, которое он принес.
Олдер, как и почти все придворные и члены Королевского Совета, избегал встреч с волшебником Сеппелем, хотя и был с ним всегда очень вежлив.
— Я просил короля взять его с нами на Рок, — сказал ему Оникс.
Олдер только глазами захлопал от удивления.
— На Пальне гораздо больше нас знают обо всех этих вещах, — продолжал Оникс. — Да и все наше искусство Истинных Превращений и Заклинаний корнями своими уходит в Пальнийскую премудрость. Торион был настоящим мастером своего дела… А теперешний Мастер Заклинатель, Бранд с острова Венвей, не желает иметь с этой премудростью ничего общего. Однако, оставаясь совсем не использованной или будучи использованной неправильно, премудрость эта способна принести неисправимые несчастья. Возможно, лишь наше собственное незнание, наше невежество приводит к тому, что мы неправильно используем ее. Она ведь восходит к глубокой древности; возможно, в ней содержатся и такие знания, которые мы давно утратили или не имели совсем. Сеппель — очень мудрый человек и настоящий волшебник. Я уверен, что ему нужно плыть с нами. И, мне кажется, он мог бы помочь тебе, если, конечно, ты захочешь ему довериться.
— Если ты ему доверяешь, — сказал Олдер, — то и я буду доверять.
Стоило Олдеру заговорить так, и Оникс сразу вспоминал о знаменитом «серебряном языке Таона». Волшебник улыбнулся своей суховатой улыбкой и сказал:
— Ты прав, Олдер, и я надеюсь, что вскоре ты оценишь Сеппеля столь же высоко, как и я. Или даже выше. Если хочешь, я провожу тебя к нему.
Они вместе вышли из дворца и направились в город. Сеппель жил в старой его части, возле самого порта, на Лодочной улице; там существовало нечто вроде маленькой колонии пальниицев, которые работали на королевских верфях, ибо жители Пальна всегда славились как искусные кораблестроители. Дома здесь были старинные, построенные тесно и густонаселенные; от одной крыши дома к другой были перекинуты мостики, что придавало этим кварталам вид совершенно фантастический, ибо высоко над обычными улицами, вымощенными булыжником или плиткой, раскинулась целая сеть улиц воздушных.
Квартира Сеппеля, до которой еще нужно было преодолеть целых три лестничных пролета, состояла из трех комнат, затемненных и с закрытыми окнами, что спасало от жары, которая в эти последние дни уходящего лета никак не хотела спадать. Сеппель предложил гостям подняться еще на один пролет лестницы и выйти на крышу. Крыша тоже была соединена с соседней мостиком. Здесь, наверху, подумал Олдер, свои вполне оживленные пути и перекрестки. У низеньких парапетов были прикреплены матерчатые навесы, дававшие благодатную тень; ветерок, дувший с залива, также приносил прохладу. И гости вместе с хозяином уселись в тени на полосатые полотняные подушки в том уголке крыши, который, как считалось, принадлежал квартире Сеппеля, и он угостил их холодным, чуть горьковатым чаем.
