Эйлан ощущала кипевшую в отце ярость, но наблюдала за ним как бы сквозь стену из римского стекла. В конце концов все оказалось невообразимо просто. Долгие годы жила она в ожидании, когда приведут в исполнение нависший над ней смертный приговор, и успела смириться с уготованными ей ужасами. И теперь, когда пришла пора расстаться с жизнью, Эйлан не испытывала ни малейшего страха.
– Я лишь однажды лежала в объятиях Священного Царя, – спокойно промолвила она, – и имела на то полное право, потому что отдалась ему у костров Белтейна…
– Что ты говоришь? – воскликнула за спиной у Верховной Жрицы Миллин. – Ведь тогда из святилища отправили Диду, у нее родился ребенок!
– Неправда! – бросилась к архидруиду Дида. Эхо изумленных голосов мгновенно стихло. – Они заставили меня участвовать в этом обмане. Я исполняла ее обязанности, когда она ушла из обители, чтобы родить ребенка, а по ее возвращении они сослали меня! С тех пор она, якобы непорочная, как народившаяся луна, владычествовала в Лесной обители, но все это ложь!
– Я всегда служила Великой Богине, а не римлянам! – вскричала Эйлан, потеряв самообладание от страха за свое дитя. Бендейджид повернулся к ней; в глазах не осталось и следа сомнений – они пылали яростью. Толпа придвинулась ближе, чтобы лучше слышать, о чем говорят на холме. Люди роптали – кто-то пытался дознаться истины, другие клеймили позором Верховную Жрицу. Слухи о неурядицах между римлянами придали смелости британцам. Они напоминали груду сухих сучьев, готовых вспыхнуть от малейшей искорки.
– Почему я должен верить тебе, потаскуха? – прорычал Бендейджид. – Вся твоя жизнь – сплошная ложь!
Он размахнулся, намереваясь ударить Эйлан. Из цепи друидов стремительно вырвалась массивная фигура – Хау, с занесенной над головой дубинкой, в последний раз поднялся на защиту своей госпожи. Но дорогу ему преградили жрецы. И прежде чем преданный страж успел добежать до Бендейджида, в отблесках пламени сверкнули бронзовые клинки; они взметнулись вверх, окрашенные густо-алой кровью, и снова вонзились в стража Верховной Жрицы. Друиды продолжали рубить Хау, а он, не обращая внимания на удары мечей, рвался к своей госпоже и наконец беззвучно повалился на землю.
«Хау убил бы дате архидруида, если бы видел, что он угрожает мне…» – тупо думала Эйлан. Именно это он сейчас и попытался сделать.
– Уберите его, – тяжело дыша, приказал Бендейджид. – Он был дураком и умер дураком. – Потом, резко повернувшись, схватил Эйлан за руку. – Если бы ты не погрязла во лжи, я просил бы тебя вымолить у Великой Богини благословение для нас. Но теперь мы принесем тебя Ей в жертву!
«Почему вдруг я испугалась? Вся моя жизнь – жертва», – говорила себе Эйлан, в то время как Бендейджид через кольцо друидов тащил ее к Гаю. Толпа глухо загудела. Люди, услышав, в чем обвиняют Эйлан, требовали немедленного наказания; другие считали, что карать Верховную Жрицу, каковы бы ни были ее проступки, – святотатство.
– Эйлан, простишь ли ты меня? – тихо спросил Гай. – Я недостоин твоей любви. Ты желала видеть во мне Священного Царя, а я – всего лишь человек…
Эйлан взглянула на Гая; лицо его, в ссадинах и кровоподтеках, дышало благородством и величием. То было незнакомое выражение. Эйлан хотелось обнять своего возлюбленного, но жрецы крепко держали ее. А потом она поняла, что Гай вовсе не нуждается в утешении. Он уже не казался беспомощным ребенком, потерявшимся в толпе. Гай прямо смотрел ей в лицо, наконец-то обретя душевный покой и равновесие.
– Я вижу в тебе бога, – горячо возразила Эйлан. – Я вижу в тебе вечный дух жизни. Мы сделали то, что от нас требовалось. Пусть нам не удалось выполнить свою миссию безупречно и до конца, но все же цель, поставленная Владычицей, достигнута. И в награду за это нам дозволено будет вместе пройти по Царству Вечного Лета, прежде чем мы снова вернемся на эту землю.
– Ты назвала его Священным Царем, – прохрипел Бендейджид, – пусть он и умрет, как Священный Царь.
Взор Гая, застывший в суровом смирении перед неизбежностью смерти, несколько смягчился; в глазах его промелькнуло удивление. На шею ему накинули петлю, и начали стягивать горло, но римлянин продолжал неотрывно смотреть на Эйлан. И прежде чем под ребра ему вонзился меч, глаза Гая остекленели, уставившись в какую-то невидимую точку за пределами реального мира. Когда Гая поволокли на костер, из груди у него фонтаном хлестала кровь.
– Поведай, жрица, какие знамения прочла ты в совершенном нами жертвоприношении?
Эйлан, смотревшая на языки пламени, перевела взгляд на отца, и, хотя она не шелохнулась, Бендейджид невольно сделал шаг назад, ошеломленный выражением ее лица.
– Я вижу, как землю освящает царская кровь, – заговорила Эйлан ровным, бесстрастным голосом. – В этом человеке слились воедино семена Рима и Британии. Вы предали его священному огню, и теперь этим семенам суждено вечно прорастать на нашей земле.
Эйлан глубоко вздохнула. В голове стучало так, что мутнело в глазах, но теперь это было неважно. Главное, что ей страстно хотелось увидеть напоследок, она уже увидела – сияющий гордостью и величием взор Гая. В ушах стоял ужасный шум. Она почувствовала, что погружается в экстаз, хотя не пила снадобья из священных трав, затем услышала зазвеневший над холмом голос, который принадлежал вовсе не ей.
– Слушайте меня, вы, корновы и ордовики, и вы, народы всех племен, ибо в последний раз пророчествует жрица с этого священного холма. Вложите в ножны ваши мечи, о воители, и уберите ваши копья, ибо римские Орлы покинут эту землю лишь через девять поколений. А когда они улетят, здесь останутся те, в чьих жилах смешается их кровь и ваша. Эти люди и защитят страну!
– Ты лжешь! Ты все лжешь! – надтреснутым голосом вскричал Бендейджид. – Ведь ты изменила своему обету!
Эйлан почувствовала, что опустилась в свое тело. Висок разрывался от боли, но она покачала головой.
– Нет, не изменила. Гай был Царем Лета. Ты сам это провозгласил, и значит, моя любовь к нему не грех!
Бендейджид качнулся. Лицо искажено в чудовищной гримасе, как у человека, на глазах которого рушатся все его ценности и идеалы.
– Если то, что ты говоришь, правда, – неистово заорал он, – пусть Великая Богиня подтвердит это знамением, прежде чем я предам тебя заживо огню!
С последними словами архидруида Эйлан ощутила, как голову ее пронзил удар грома. Не выдержав непосильной тяжести, она стала медленно сползать на колени. Отец потянулся к ней, но она все быстрее катилась вниз по какому-то длинному туннелю, все дальше удаляясь от него. Сердце стучало затихающей барабанной дробью, потом внезапно остановилось, и душа ее вырвалась на свободу.
