"У тебя долг перед ней", — сказала Леледа.
Я посмотрела на неё вопросительно, и в уголках её светлых перламутровых глаз проступила улыбка. Всё-таки, она была нездешним существом — не человеком и не хищником. Из чего были её ресницы? Из серебра? Платины? Или они были покрыты мерцающей пыльцой какого-то неземного цветка?
"Благодаря ей ты смогла выполнить то, что тебе предназначено было выполнить, — ответила она. — И её участие в твоих свершениях очень существенно".
"Её как будто бы не спрашивали, хочет ли она в них участвовать", — заметила я.
"О нет, её спросили, — возразила Леледа. — И она дала согласие. Вот её собственные слова".
Она устремила взгляд на Юлю, и та повернула в нашу сторону лицо, посмотрев на нас глазами-озёрами. До моего слуха докатился, как волна прибоя, её голос:
"Да, я готова. Если я могу этим помочь, пусть будет так. Высшая ценность — жизнь, и Аврора достойна её более, чем кто-либо другой. Больше, чем я".
Умолкнув, она снова погрузилась в созерцание, чертя пальцем на песке линии. Леледа проговорила:
"Этой ценности достоин каждый. Счастье — в бытии, в небытии же счастья нет".
"Так пусть она его получит, — сказала я. — Я готова освободить её тело".
"К сожалению, её нынешняя жизнь зашла в тупик, — промолвила Леледа. — Ты помнишь её последние дни: она отрешилась от всего, придавленная грузом своих дел. Но этот поступок перевесил все остальные. Она заслужила шанс получить счастье. Ты можешь выплатить свой долг, если поможешь ей его обрести. Это — дело, которое ты ещё не завершила, и ради которого тебе стоит остаться на земле".
С этими словами Леледа поднялась, с чуть заметной улыбкой окинула меня своим непостижимым перламутровым взглядом и заскользила по песку вдоль кромки прибоя. Отдалившись, она остановилась и обернулась, и за её спиной проступили две пары белых крыльев.
Кошка с урчанием ткнулась носом мне в плечо, и я от всего сердца обняла её.
"Спасибо тебе, мой раненый хранитель… Благодарю тебя за всё".
Я гладила и ворошила её мягкую шерсть, чувствуя, как меня одолевает дремота. Положив голову на шею кошке, я закрыла глаза.
— 18.18. Может, это нам удастся
За окном спальни холодно сияла зимняя утренняя заря, потрескивали дрова в камине, наполняя комнату ароматом сосновой смолы. Рядом со мной на одеяле дремала чёрная кошка с пятнышком серебристой шерсти на правом ухе — копия моей хранительницы, только обычных кошачьих размеров. Стоило мне пошевелиться, как её жёлтые глаза открылись и уставились в мои. Грациозно потянувшись, она зевнула, продемонстрировав во всей красе пасть с внушительной длины клыками. Я протянула руку и нежно почесала ей за ушком.
— Ах ты, киса… Откуда ты тут?
Кошка спрятала клыки и зажмурилась, потёрлась мордочкой о мою руку и подобралась поближе, ко мне под бок. Уютно устроившись там, она снова смежила глаза.
В комнату осторожно заглянула Карина. Увидев меня в полном сознании, она нерешительно остановилась у порога.
— Мама? — спросила она.
— А у тебя есть сомнения, куколка? — усмехнулась я.
Она засияла улыбкой, и через секунду её щека прильнула к моей, а мою шею обвило кольцо её рук. Хоть она и стала хищницей, но действие её объятий на меня не изменилось: сердце снова сладко провалилось куда-то, а воля размягчилась, как пластилин — лепи что хочешь.
— Господи, мама, как же ты всех напугала!
Я приподняла бровь.
— Так… И что же я такого ужасного сделала?
— Ты потеряла сознание… А после тех слов… про временное возвращение… — Карина запнулась. — Я подумала, что ты… уходишь от нас.
— Нет, видимо, мой уход откладывается, — сказала я.
— Ещё бы он не откладывался! — засмеялась Карина. — Ведь у тебя осталось ещё одно очень важное дело!
Я вздрогнула: это прозвучало отголоском слов Леледы…
— И что же это за дело, по-твоему? — спросила я.
— А ты не знаешь? — прищурилась она. — И совсем не догадываешься?
— Говори, а то укушу, — прошипела я, до боли стискивая её.
— Ох… Мам, я же теперь хищник, какой смысл меня кусать?
Я стиснула её так, что она запищала. Чмокнув её в носик, я потребовала:
— Говори!
— Сначала отпусти, — пропищала она. — Ты же меня раздавишь…
— Ладно. — Я разжала хватку.
— Ну, в общем… — начала она, пытаясь сдержать улыбку. Это ей не удалось, и она, улыбаясь во все тридцать два зуба, объявила: — Поздравляю, у вас с Никитой ожидается пополнение семейства!
Ну, не то чтобы я совсем не ожидала… Однако…
Свершилось чудо, и бесплодие Юли само исцелилось? Или это — благодаря вошедшему в её (теперь уже моё) тело жуку?
Как бы то ни было, новое тело для неё начало своё созревание внутри меня. Как я выплачу ей мой долг? Наверно, став ей самой лучшей мамой на свете… Ну, или хотя бы попытавшись ею стать. Вырастить её в любви и научить всему, что мне самой удалось постигнуть — вот всё, что я могу для неё сделать.
Наверно, это немало.
А кошка забралась на колени к Карине и свернулась там клубком.
— Не пойму, откуда она тут взялась, — сказала Карина озадаченно, гладя её. — Мы нашли её рядом с тобой на кровати. Она никого к тебе не подпускала, шипела. Вот, только сейчас вроде успокоилась. Представляешь, молока не пьёт, а кровь — с удовольствием!
— Хм… Кровь, говоришь? — Я с улыбкой прищурилась, рассматривая кошку. — Какая странная киса! И сдаётся мне, что я её уже где-то видела.
К дверям приближались шаги, и я уже знала, кто это. Он вошёл с выражением беспокойства на лице, но, увидев меня живой и здоровой, сидящей на кровати, засиял. Карина, пересадив кошку с колен на одеяло, встала, многозначительно шевельнув бровями, а Никита занял её место на моей постели. Моя дочь, спрятав улыбку в ладошку, помахала мне рукой и крадучись выскользнула из комнаты.
— Лёлька, — проговорил Никита нежно.
Он стиснул меня ещё крепче, чем я только что стискивала Карину, с поистине медвежьей силой. Будь я человеком, я бы, наверно, не выдержала таких объятий. Кошка, мяукнув, ревниво запросилась к нам третьей.
— А это ещё кто? — засмеялся Никита.
— Это новый член нашей семьи, — ответила я, беря кошку на руки. — Точнее, старый… Не знаю, как сказать. Она — хранительница.
— Чья?
— Наша. И нашей дочки.
— Откуда ты знаешь, что будет дочка?
— Знаю.
Мы с кошкой очень уютно устроились в объятиях Никиты, а он, перебирая пряди моих волос, сказал:
— Знаешь, я вот что думаю… А не отправиться ли Великому Магистру в декрет? Положение обязывает беречься.
— Ага, как бы не так! — хмыкнула я. — Дел просто куча… Там ещё пахать и пахать, чтобы появилась твёрдая гарантия, что всё будет нормально.
