пару дней он будет свободным парнем, а я смогу вернуться домой с первым ордером на ликвидацию, который закроют без казни.
Мы толпой вывалились наружу, Олаф и Эдуард к нам присоединились. Пора обсудить метафизику и отношения с серийными убийцами. Лично я бы предпочла сыграть в шашки, шахматы или парчиси (американская адаптация древней индийской настольной игры с фишками — прим. переводчика), а ведь я, блядь, даже не знаю, как в нее играть.
— Тебя влечет к Бобби Маршану. — Заметил Олаф, как только мы вышли на улицу. В моем списке того, с чего он мог начать разговор, этой фразы точно не было.
— И вовсе меня к нему не влечет. — Парировала я.
— Ложь! Я видел тебя с ним только что.
Его сила вспыхнула вокруг него и была такой горячей, что мне захотелось отступить, как если бы я реально могла обжечься. Боже, как же он был силен. Действительно жаль, что он сумасшедший. Как только я об этом подумала, моя львица выступила из тени. Она уставилась на меня своими темно-янтарными глазами.
— Я не лгу. Я не хочу встречаться с Бобби.
— Почему ты все сводишь к отношениям? Я сказал, что тебя влечет к нему, а не то, что ты хочешь вступить с ним в отношения.
— Понятия не имею, о чем ты.
Моя львица сделала шаг вперед, принюхиваясь. Так много власти, так много силы… он мог защитить нас от других львов. Если бы только мы могли заставить его охотиться вместе с другим нашим львом — я знала, что моя львица имеет в виду Никки.
— Она не хочет трахаться с Бобби. — Встрял Никки.
Олаф повернулся к нему, его сила вспыхнула ярче, распаляясь от его гнева. Он вдруг в который раз запах для меня едой.
— Я видел ее с ним! Я видел, что ее зверь реагировал всякий раз, когда они соприкасались друг с другом!
— Не понимаю, о чем ты. — Сказала я.
— Твой леопард и правда реагировал на него, моя… Анита. — Заметила Пьеретта.
— Ну, да. — Согласилась я.
— Ты признаешь это. — Произнес Олаф.
— Что мой внутренний зверь на него реагировал — да, но это не значит, что меня саму к нему влечет.
Эйнжел издала какой-то звук, похожий на смешок. Я развернулась и уставилась на нее.
— Что смешного?
— Твой зверь отнюдь не на всех так реагирует. — Заметила она с улыбкой.
— Хватит лыбиться. Объясни мне, что это значит. — Потребовала я.
— Это значит, что сейчас ты лучше контролируешь своих зверей, так что они реагируют только в том случае, если ты сама испытываешь некое влечение.
— Или если она не кормила ardeur больше четырех часов. — Добавила Пьеретта.
— Вы реально хотите обсуждать эту тему на пороге офиса шерифа? — Поинтересовался Эдуард.
— Пока он не возьмет себя в руки, мы с ним в машину не сядем. — Заявил Кастер, кивая в сторону Олафа.
— Его энергия успокаивается. — Заметила Эйнжел.
Олаф и правда успокоился, но теперь его сила вспыхнула вновь, и с ней вернулась его ярость. Проклятье, ну почему его гнев так вкусно пахнет?
— Если поумеришь обороты, то мы сможем уединиться и все обсудить. — Сказала я.
Ужасно хотелось почесать руки или придвинуться ближе к Олафу. Как будто мне надо было либо смыть его энергию со своей кожи, либо прикоснуться к ней. Не только его льва я хотела. Я хотела его гнев. Ням-ням, вкусный гнев. Тот факт, что я подумала о нем, как о еде, смутил мою львицу, поэтому она исчезла во тьме, и только проблеск золотых глаз напоминал о мне том, что она не ушла окончательно, а только скрывалась в тени, как опытный хищник в засаде.
— Уединение означает, что не будет свидетелей. — Заметил Олаф.
Я не сразу поняла, что он имеет в виду, и почему он вообще это сказал. Я кивнула, стараясь прочистить голову от тех типов голода, которые никак не были связаны с твердой пищей. Да что со мной сегодня?
— Я не для того хочу уединиться, чтобы избавиться от свидетелей преступления. Я хочу уединиться, потому что не собираюсь обсуждать это дерьмо на публике.
— Какое дерьмо? — Переспросил он.
— Личное дерьмо.
Олаф искренне улыбнулся, как будто я тут шутки шутила.
— Аните не нравится обсуждать личные темы публично. — Улыбка Эйнжел, когда она это сказала, была подначивающей.
— Я хочу обсудить эти темы с Анитой, но я не позволю своему желанию выставить меня глупцом. — Заявил Олаф.
Эйнжел выставила бедро так, что изгиб ее тела в этой юбке-карандаше показался еще более многообещающим. Она даже поставила руку на бедро, словно хотела еще больше подчеркнуть изгибы своего тела.
— Тебе не только с Анитой придется остаться наедине. — Ее рука скользнула вниз по бедру. Я знала, что она перегнула палку, еще до того, как Олаф открыл рот.
— В моих фантазиях нет места двум женщинам одновременно. — Сказал он.
— А чему есть? — Ее манящий тон поднялся на новый уровень, так что она казалась зловещий, или той, кто обещает сделать с тобой что-нибудь плохое.
— Это притворство работает с другими мужчинами?
— Я вовсе не притворяюсь. — Возразила она.
— При первой встрече я позволил тебе увидеть на моем лице то, о чем я фантазирую. Ты ответила страхом — это было умно, но потом ты вновь начала флиртовать со мной.
— Я со всеми флиртую. — Парировала Эйнжел, но руку с бедра все же убрала.
— Я это заметил. Чего я не могу понять, так это насколько серьезно ты заходишь в своем флирте. Ты всех трахаешь?
Она набрала воздуха в легкие, чтобы ответить, но я ее опередила:
— Эйнжел нравится флиртовать, но нет, она не спит с таким количеством народа, с которым заигрывает.
Я сказала правду, но суть была в том, что последнее, чего я хотела, это чтобы Олаф подумал, что она шлюха. Шлюх он убивал быстрее.
Эйнжел попыталась еще что-то сказать, но я вскинула палец вверх, и она поняла намек.
— Нам правда нужно где-нибудь уединиться для этого разговора.
— Кто из них к нам присоединится? — Спросил Олаф.
— Почти все. — Ответила я.
— Все. — Сказал Никки.
— Не думаю, что нам нужны все. — Возразила я.
— А я думаю, что нужны. — Никки посмотрел мне прямо в глаза, как будто я упускала что-то важное.
— В таком случае, мне нужны гарантии моей безопасности. — Заметил Олаф.
— Какие еще гарантии? — Не поняла я.
— Ты признаешь, что не справишься со всеми нами? — Поинтересовался Никки, и в тот момент я поняла, на что он намекал мне своим взглядом.
— В
