– Она чиста, как свежевылизанный котенок под брюхом кошки! – с интонациями трагического актера провозгласил Нургидан и схлопотал затрещину.
– Еще ты поехидничай, олух гурлианский, траста гэрр! Теперь надо мной все могут потешаться, да? Правильно! Раз такие уважаемые люди – трактирная сучка и грязный матрос...
– Постой! – врезался в ее причитания властный голос Дайру. – А ну, замолкни! Заткнись, я сказал!
Дайру редко позволял себе подобный тон. Но уж тогда его слушались все, даже учитель.
Нитха немедленно уняла рыдания.
– Матрос? – требовательно спросил подросток. – Речь шла именно о матросе?
– Юншайла так говорила, – пожал плечами Ралидж, отстраняя пса, который рвался вылизать ему лицо.
– Она не уточнила, с какого корабля? В гавани стоит только «Белопенный».
Воцарилась тишина. Первым откликнулся Ралидж:
– Я не знал, что корабль только один. И Шенги не знал.
– Ловушка, да? – Слезы высохли в темных глазах девочки. – Где эта солеварня?
– На берегу, за утесами, на север от постоялого двора.
– Ловушка? – дошло наконец и до Нургидана. – Для кого? Для учителя?
Он не стал дожидаться ответа, бросился бежать, мгновенно и безошибочно определив нужное направление.
Нитха и Дайру ринулись следом.
Ралидж на несколько мгновений задержался – отпихнул нелепого пса, вставшего лапами ему на колени... и вдруг ощутил под пальцами что-то холодное, металлическое, вгляделся расширившимися глазами. Решительно сорвал с собачьего ошейника серебряную пластину, испещренную мелкими значками, спрятал ее в бархатный кошель у пояса и бегом бросился догонять учеников Охотника.
* * *
Когти трепали, перетирали прочную сеть, одну веревочную прядь за другой. Подаются проклятые путы! Разлезаются! Но как медленно...
Только бы не выдать себя неосторожным взглядом под враждебным светом факелов, под недобрыми взглядами пиратов!
Из сгустившегося сумрака доносится деловитое:
– Ну, теперь господин будет доволен? Ему нужен был именно этот человек?
– Этот. Только хозяину не человек нужен, а вещь. У Охотника есть серебряная побрякушка – при себе носит или прячет где...
– Хозяин платит золотом за серебро?
– Он же колдун, а вещица – чародейная.
– А! Ну, пусть забирает. Я в колдовские игры не играю. Варрах, обыщи Охотника.
Отчаяние пленника сменяется злостью. Побрякушка?! Талисман, добытый в Совином Капище, вещь, которая перестала быть вещью, стала частью души и ее сейчас снимут?! Вот так просто нагнутся, сдернут с шеи... да лучше сердце из груди... какой-то поганый наррабанский пират...
А поганый наррабанский пират уже тут как тут. Сумрачная смуглая рожа наклоняется над связанным Охотником. Глаза глядят хмуро и беспощадно, рука тянется к вороту пленника, словно этот гад уже почуял, где спрятана драгоценность.
Тут уж не до здравых размышлений, потому что талисман нельзя отдавать, просто нельзя!
Измочаленные когтями веревки не выдерживают могучего рывка, и освобожденная правая лапа летит навстречу врагу.
Варрах, воин и убийца, с его великолепной реакцией, даже не делает попытки шарахнуться, увернуться. Оцепенев, глядит он, как сбывается злой сон. Стремительное движение Шенги кажется ему замедленным: вот возникает перед ним черная лапа, цветком раскрываются сизые длинные когти...
«Хмали саи ну! Судьбу мою чую!»
И мгновенная смерть от ужаса за миг до того, как когти впились в лицо, разрывая кожу, выдирая глаза...
* * *
Грозная луна холодно и властно глядела из-под тонкой облачной полумаски на Эрниди, на скалы, на черную тень, летящую сквозь вереск и ветер.
Нургидан несся гигантскими скачками, не поворачивая головы на крики далеко отставших Дайру и Нитхи. Ветер бил в лицо, запахи ночи кружили голову. И с каждым прыжком молодой оборотень менялся: глаза засверкали зеленым огнем, лицо вытянулось в звериную морду, в равномерные выдохи бегущего вплелось негромкое рычание.
Двуногий волк читал во встречном ветре вести о том, что творилось впереди, на пустынном побережье.
Враги. Люди. Запах пота, запах тревоги. Чад факелов. И внезапно – как яркий алый мазок поверх темной краски – дразнящий, мучительный зов: впереди пролилась кровь.
Чья? Шенги? Или проклятого Сарха?
Он еще был Нургиданом, он еще сознавал, что спешит спасти учителя... Сознавал до того мгновения, пока на жарком, голодном, подрагивающем языке не затрепетал соленый вкус, самый желанный вкус в мире! Пролитая кровь была еще далека, но оборотень уже ощущал ее во рту, словно полоснул клыками чью-то вену.
Память о вражде упрямее держалась в сознании, чем память о дружбе. Имя Шенги уже уплыло из разума, но слово «Сарх» горело, пульсировало в душе, заставляло сильные лапы стремительнее мчать сквозь вересковые заросли...
А зарослям уже конец! Камни, песок, огни факелов и ненавистный голос впереди.
Оборотень предвкушающе оскалился на бегу и дал волне ярости затопить мозг.
Он налетел на врагов из тьмы, безмолвный и неистовый. Двое пиратов рухнули под ударами тяжелых лап, не успев даже схватиться за оружие. Человек-волк не оглянулся на тех, кого сбил с ног. Ему не было дела до этих тварей. Впереди, над связанным пленником, стоял Сарх.
Наррабанец не кинулся наутек. Он выхватил у оцепеневшего пирата факел и встретил демона выпадом в ощеренную морду.
То, что остановило бы настоящего волка, ни на миг не задержало оборотня. Левой лапой он отбил в сторону факел, правой отвел клинок, скользнувший плашмя по серой шкуре. Запах хищника из оскаленной пасти ударил в лицо Сарху. Человек и зверь схватились врукопашную.
Шенги когтями рвал опутавшие его тело веревки.
– Нет! – закричал он, не сводя глаз с поединка. – Мальчик мой, не надо!!
Вряд ли оборотень успел понять, кто его окликнул. Все произошло слишком быстро. Покрытые серой шерстью мощные лапы запрокинули наррабанца, словно девушку в руках возлюбленного, а острые белые клыки полоснули открывшееся горло.
Кровь бывшего кхархи-гарр хлынула, оросив морду хищника. Не выпуская из лап содрогающееся тело врага, тот запрокинул голову и послал к своей госпоже луне вой, в котором звенело победное ликование. И вой этот заставил содрогнуться не только Шенги, но и Ралиджа, Дайру и Нитху, что спешили напролом сквозь кусты на звуки боя. А уж тем пиратам, которым посчастливилось уцелеть и удрать без оглядки, вой позади показался зовом из Бездны.
Шенги отшвырнул обрывки веревок и поднялся на ноги.
– Нургидан, – негромко и отчаянно позвал он. – Нургидан, пожалуйста, опомнись!
Лобастая серая голова повернулась на голос. Окровавленная пасть щерилась клыками. Зеленые глаза мерцали холодным беспощадным светом.
