— Наоборот — страх поможет ему брать высокие ноты.
Она закрыла за ними дверь спальни.
— Ты ведь ничего ему не сделаешь, правда? — Шая зажгла ароматическую свечу и стала на колени, чтобы снять с него сапоги. — Его песни помогают мне коротать ночи, когда тебя нет.
— Хотел бы я бывать здесь каждую ночь. — Шая растерла ему ноги. — Хорошо он хоть поет-то?
— Не хуже других, но и не лучше.
Тирион распахнул ее платье и зарылся лицом в ее грудь. От нее всегда пахло чистотой, даже в этом городе, похожем на грязный хлев.
— Оставь его при себе, если хочешь, только не отпускай никуда. Я не хочу, чтобы он шлялся по городу и сеял сплетни в харчевнях.
— Не отпущу, — пообещала она.
Тирион закрыл ей рот поцелуем. Довольно с него было разговоров — он нуждался в том сладостно-простом блаженстве, которое находил меж ее ног. Здесь ему по крайней мере были рады.
Позже он высвободил руку из-под ее головы, натянул рубашку и вышел в сад. Месяц серебрил листья плодовых деревьев и гладь выложенного камнем пруда. Тирион сел у воды. Где-то справа заливался сверчок — уютные домашние звуки. Какой тут покой — вот только надолго ли?
Неприятный запах заставил его повернуть голову. Шая стояла на пороге в серебристом халате, который он ей подарил. «Была моя любовь, как снег, прекрасна, и волосы ее — как свет луны». Рядом маячил нищенствующий брат, дородный, в грязных лохмотьях, с покрытыми грязью босыми ногами. На шее, где септоны носят кристалл, у него на кожаном шнурке висела чашка для подаяния, и запах от него шел такой, что впору крыс морить.
— К тебе лорд Варис, — объявила Шая.
Нищенствующий брат изумленно заморгал, а Тирион засмеялся.
— Ну конечно. Как это ты догадалась? Я вот его не узнал.
— Да ведь это он, — пожала плечами Шая, — только одет по-другому.
— И одет по-другому, и пахнет по-другому, и походка у него другая. Многие бы обманулись.
— Только не шлюхи. Шлюха учится видеть не одежду мужчины, а его суть — иначе ее находят мертвой в переулке.
Вариса явно что-то мучило — но не фальшивые язвы на ногах. Тирион хмыкнул.
— Шая, ты не принесешь нам вина? — Выпить не помешает. Если уж евнух явился сюда среди ночи, хорошего не жди.
— Я просто боюсь говорить вам, зачем пришел, милорд, — сказал Варис, когда Шая ушла. — У меня дурные вести.
— Тебе бы черные перья, Варис, — ты, как ворон, только дурные вести и носишь. — Тирион неуклюже поднялся на ноги, боясь спрашивать. — Это Джейме? — Если они с ним что-то сделали, их ничто не спасет.
— Нет, милорд. Не то. Сир Кортни Пенроз мертв, и Штормовой Предел открыл ворота Станнису Баратеону.
Испуг изгнал все прочие мысли из головы Тириона. Когда Шая вернулась с вином, он выпил только глоток и швырнул чашу о стену дома. Шая заслонилась рукой от осколков. Вино протянуло по камню длинные пальцы, черные в лунном свете.
— Будь он проклят! — крикнул Тирион.
Варис улыбнулся, показав гнилые зубы.
— Кто, милорд? Сир Кортни или лорд Станнис?
— Оба. — (Штормовой Предел мог бы продержаться с полгода, если не больше… это дало бы отцу время покончить с Роббом Старком.) — Как это случилось?
Варис посмотрел на Шаю:
— Милорд, стоит ли тревожить сон нашей прелестной дамы столь мрачными и кровавыми делами?
— Дама, может, и побоялась бы, — сказала Шая, — но я нет.
— А надо бы, — ответил Тирион. — Раз Штормовой Предел пал, Станнис скоро обратит свой взор на Королевскую Гавань. — Он пожалел, что выплеснул вино. — Лорд Варис, дайте мне немного времени, и я вернусь в замок с вами.
— Я буду ждать на конюшне. — Евнух поклонился и ушел.
Тирион привлек к себе Шаю:
— Тебе опасно здесь оставаться.
— У меня есть стены и стража, которую ты мне дал.
— Наемники. Мое золото им по вкусу, но станут ли они умирать за него? Что до стены, то один человек, став на плечи другому, мигом через нее перескочит. Точно такой же дом сожгли во время бунта. Убили хозяина, золотых дел мастера, только за то, что у него была полная кладовая, а верховного септона разорвали на куски, а Лоллис изнасиловали пятьдесят человек, а сиру Брону разбили череп всмятку. Что они, по-твоему, сделают с любовницей десницы, если она попадется им в руки?
— Со шлюхой десницы, ты хочешь сказать? — Она смотрела на него своими большими дерзкими глазами. — А хотела бы я быть твоей леди, милорд. Наряжаться в то, что ты мне надарил, — в атлас, шелк и парчу, носить твои драгоценности, держать тебя за руку и сидеть рядом с тобой на пирах. Я могла бы родить тебе сыновей, знаю, что могла бы… и никогда не посрамила бы тебя, клянусь.
«Моя любовь к тебе — сама по себе позор».
— Сладкие мечты, Шая. Оставь их, прошу тебя. Этому никогда не бывать.
— Из-за королевы? Ее я тоже не боюсь.
— Зато я боюсь.
— Тогда убей ее и покончи с этим. Не похоже, что вы сильно любите друг друга.
— Она моя сестра, — вздохнул Тирион. — Тот, кто убивает свою родную кровь, проклят навеки и богами, и людьми. И потом, что бы ни думали о Серсее мы с тобой, моему отцу и брату она дорога. Я могу перехитрить любого жителя Семи Королевств, но боги не создали меня для того, чтобы противостоять Джейме с мечом в руках.
— У Молодого Волка и лорда Станниса тоже есть мечи, однако их ты не боишься.
«Много ты знаешь, милая».
— Против них у меня вся мощь дома Ланнистеров, а против отца с братом — только кривая спина да пара коротких ног.
— У тебя есть я. — Шая поцеловала его, обвив руками его шею и прижавшись к нему.
Ее поцелуй возбудил его, как всегда, но он мягко освободился из ее объятий.
— Не теперь, милая. У меня появился… ну, скажем, зачаток плана. Быть может, мне удастся устроить тебя на замковую кухню.
Ее лицо застыло.
— На кухню?
— Да. Если действовать через Вариса, никто не узнает.
— Милорд, да я ж вас отравлю, — хихикнула она. — Каждый мужчина, который попробовал мою стряпню, начинал говорить мне, как я хороша в постели.
— В Красном Замке поваров хватает, равно как мясников и пекарей. Тебя мы пристроим в посудомойки.
— Горшечница в колючей бурой тканине. Вот, значит, какой милорд желает меня видеть?
— Милорд желает видеть тебя живой. А в шелку и бархате горшки скрести затруднительно.
— Я уже наскучила милорду? — Рука Шаи, скользнув ему под рубашку, нашла его член, который от этого сразу затвердел. — А вот он хочет меня по-прежнему. Не приляжете ли со своей посудомоечкой, милорд? — засмеялась она. — Можете посыпать меня мукой и облизать с меня подливку…
— Перестань. — Ее поведение напомнило ему Данси, которая так старалась выиграть спор. Он отвел от себя ее руку, чтобы пресечь дальнейшие шалости. — Сейчас не время кувыркаться в постели, Шая. Возможно, речь идет о твоей жизни.
