— Купил он тот виноградник. После того, как сделал сёстрам подарок.
— Какой? — кочевница напряглась, пытаясь сообразить ответ быстрее, чем товарищ его скажет.
— А он подарил им очень красивый, м-м-м… знак на золотой цепочке. Носить нужно на груди, поверх одежды. Когда дарил, сказал: «Вещь очень дорогая, пусть его носит самая красивая из вас!»
— Ух ты. И что, сёстры не смогли договориться?! — Акмарал почему-то принялась прикидывать ситуацию на себя, догадавшись о подоплеке истории.
— Не-а, — легко покачал головой Вадим. — Так и спорили. Работа стояла, урожаи сильно упали. Выгоднее стало продать. Это, конечно, только сказка, но в жизни бывает и не так. Поверь.
— А ты не слишком ли рисковал в той обстановке? — мягкий упрек снова сорвался с её губ сам по себе.
Хорошо ещё, что сдержалась и не добавила: не только себя подвергал опасности.
— Я ошибся, — напомнил товарищ. — Пару раз здорово ошибся с самого начала. Дальнейшие действия — исправление тех ошибок.
— Знаешь, ты очень сильный мужчина, — решив быть откровенной, орчанка не стала сдерживаться.
— Почему?
— Мог убить их всех, я это сейчас по тебе вижу. Не уступал трудностям. Хотя и очень боялся, всё в конце концов сделал как надо.
— Ты и это чувствовала, что боялся? — заинтересовался человек. — Как? Мы же с тобой даже не видели друг друга.
— Ткань их шатра совсем тонкая и тряпичная, не кожа же, — пожала плечами кочевница. — Запахи хорошо проходят. Я, кстати, тоже боялась. Когда страшно, все чувства обостряются. — Она коснулась пальцами локтя идущего впереди человека. — Ты очень сильный мужчина. Спасибо тебе за всё, что ты для нас делаешь.
— Тупой я мужчина, если откровенно. Там, откуда я родом, такая ситуация считается недопустимой, — нисколько не удручаясь, отмахнулся товарищ. — Но спасибо на добром слове. Приятно.
— О чём сейчас ещё хотел сказать, но не договорил? — Акмарал, не справляясь с нахлынувшими эмоциями, уверенно попирала кое-какие правила этикета.
С другой стороны, именно с этим спутником канонами можно было и не заморачиваться.
— В моей армии, при разборе этой ситуации, меня бы очень строго наказали, — опять неожиданно для себя (ей было слышно) признался человек. — Достаточно чувствительно наказали бы.
— А смеяться над собой в такие моменты — у вас тоже считается за слабость? — она уловила кое-что ещё в его интонациях.
— Мы говорим, это чувство юмора. Одна из защитных реакций психики. М-м-м, одной из частей души по-вашему.
— Ладно, хватит слов. Я тебе очень благодарна, что бы там ни было. Всё хорошо, что хорошо заканчивается. — Орчанка подхватила человека под локоть, пробежавшись кончиками пальцев по мягкой ткани его одежды.
Идти по песку стало неожиданно легче.
— Видели бы меня сейчас орки, — вполголоса заметила она самой себе, ни к кому не обращаясь.
Хуман озадаченно покосился на её ладонь поверх своего предплечья:
— А у вас разве незамужняя девушка имеет право касаться мужчины?
— Нет, — легко ответила она. — Если не нравится, можешь звать на помощь. Прямо сейчас.
Человек ничего не сказал, но его сердце забилось сильнее.
— Если хочешь что-то скрыть от орчанки, научись переставать пахнуть, — хихикнула Акмарал, сжимая пальцы на его руке сильнее.
Глава 9
— Если хочешь что-то скрыть от орчанки, научись переставать пахнуть, — веселится Акмарал, сжимая пальцы на моей руке сильнее.
— Ты сейчас не перебарщиваешь? — интересуюсь деликатно, имея ввиду её ладони.
Такой тактильный контакт явно выходит за рамки здешних приличий, если я хоть чуть-чуть разобрался в местном этикете.
Стараюсь при этом не сильно дергаться на ходу, чтобы не разбудить ребёнка (уж больно он гораздо орать, когда не спит).
— Если бы ты был из моего народа. Если бы я относилась к тебе не так, как отношусь сейчас. Если бы старые правила имели смысл, — она почти незаметно вздыхает. — Если бы сейчас были свидетели того, как мы с тобой идём. Слишком много если!
— Договаривай.
— Ты тоже начал чувствовать запахи?! — спутница загорается нездоровым энтузиазмом, чуть ли не подпрыгивая. — Как я сейчас для тебя пахну? Что изменилось в твоих ощущениях?
— Нет, до вашего обоняния мне ещё очень далеко, — спешу остудить её пыл. — Уж во всяком случае, детектором лжи, как вы, работать не смогу.
— Что значит это слово? Это ваша машина, которая отличает правду от вранья разумного? — на удивление быстро схватывает суть спутница.
Пальцы её, что интересно, никуда с моего предплечья при этом не деваются.
— Да.
— А как она работает? — похоже, дочь степей отчего-то неожиданного вошла в состояние эйфории и так в нём и осталась.
Занятно.
— Я не мастер по этим машинам, — качаю головой. — Знаю только, что они есть. Насколько понимаю, общий принцип таков: она измеряет биение сердца и выделения сквозь кожу — пот, что там ещё появляется через поры. По составу жидкостей тела уже фиксирует достоверность сказанного тобой.
— Интерееесно, — кочевница прижимается ко мне на ходу, причём далеко не ординарными частями тела.
Хм. Её действия откровенны, но пока не до конца понятны. Очень контрастируют с тем, что говорила Асем.
— Ты, вернее орки, анализируете то же самое — но только через обоняние, — продолжаю спич. — Кстати, наша машина может и ошибаться, говорят. А у Асем я, если что, никогда не видел, чтобы она допускала возможность неточного суждения по запаху.
— Ну-у, мы тоже можем ошибаться, — замечает Акмарал. — Хотя и не все. Просто когда мы не уверены, в отличие от вашей машины, можем промолчать. А у этого вашего амулета, определяющего неправду, что, тоже есть мозги? Он разумен? Промолчать может?
— Нет. Чистый инструмент.
— У нас, когда работаем с чужой достоверностью, в голове словно картинка зажигается. — Её взгляд утрачивает фокус, она глядит перед собой рассеяно и наконец отпускает мой бицепс, растопырив пальцы перед лицом. — Как будто образ всплывает в мозгах! Э-э-м-м-м, то ли цельный, то ли неполный. В общем, когда в правде не уверена, лично я чувствую, что могу ошибиться; Асем, кстати, тоже — картинка словно бы неполная.
— А мужчины?
— У самцов же вообще обоняние хуже, пф-ф. Но по идее и они должны ощущать, цельный образ из правды сформирован твоими словами или небольшой её кусочек.
— Фигасе.
— Что?
— Прямо калибровка эффективности по степени подтверждённой достоверности получается.
— Что?! — её пальцы опять нервно сжимаются на моём рукаве.
— Не обращай внимания. Это я на своём языке сказал, от вашего немного отличается. Но ты недоговорила, я помню.
— Ты пахнешь!
— Тоже мне новость…
— …мужчиной, у которого давно не было женщины и которому она очень нужна. Ну вот прямо очень пахнешь, — Акмарал демонстративно втягивает воздух через ноздри. — Естественно, я не могу не отозваться в ответ как женщина, если отношусь к тебе нормально.
— Неожиданно.
— Да ну? Не притворяйся глупым. Моё тело не хочет молчать в ответ на запах, который ты излучаешь. Так понятнее? Какие проблемы.
— Тело молчать не хочет, а мысли, слова и действия?
— Мои слова являются продолжением моих же мыслей. И с теми, к кому отношусь хорошо, я всегда стараюсь говорить только то, что думаю или чувствую. — Она насмешливо смотрит на меня сбоку.
Да самый же натуральный подкат. Ух ты.
— У меня слова очень часто скрывают мои же мысли, хотя с вашим народом это плохо получается, — откровеничаю, скашивая взгляд на её пальцы, мнущие мой бицепс, словно тесто. — Асем говорила, что я должен вести себя с вами более чем деликатно. А ты сейчас слишком раскована даже по меркам моего общества, не то что твоего.
— И что с того? — заинтересованно вопрошает дочь кочевого народа, старательно растягивая шаги, чтоб топать в такт со мной.
