на Сериф в ванне и взрослым, противоречит версии Ферекида, в которой младенца-Персея, запертого в сундуке вместе со своей матерью Данаей, спасает из моря рыбак Диктис, брат царя Полидекта. Но ведь именно он, Диктис, и вытащил вас своей сетью из Эгейского моря...
— Как видите, — продолжал профессор, — что-то соответствует легенде, что-то — не совсем. Но это же самое интересное: выискивать в мифах подобные факты — выискивать, словно самородки золота, и уметь их распознавать. Вполне может оказаться, что и в нашей истории был некий профессор Грэй. А его имя, пол и даже... количество — все это могло измениться в более поздних преданиях. Возможно, одни и те же мифы повторяются в каждой пространственно-временной вселенной, мифы, совпадающие в общих чертах, но обретающие какие-то дополнительные детали, соответствующие месту и времени.
— Не допускаете ли вы... — Голос Перси срывался, он почувствовал, как ускользает потаенная надежда. — Не допускаете ли вы, что на сей раз Горгона может убить Персея, а не наоборот?
Профессор Грэй с энтузиазмом закивал, и от этого заледенела душа.
— Ого! Вы, кажется, начинаете понимать! Именно так, друг мой, именно так. Разве не ясно, что подобное всегда возможно, что вы — настоящий Персей не в большей степени, чем я — настоящий Грэй или Грайи?.. Вот отчего все это чертовски интересно!
Перси попытался улыбнуться, но получилась кислая гримаса.
— Ясно, — произнес он. — Начинаю понимать.
— Возьмите меч! — браво сказал профессор, с невероятными усилиями удерживая обеими руками массу металла.
Перси принял оружие и, отчаянно напрягаясь всем телом, успел положить его на землю, прежде чем тот выпал из его рук.
— Только не убеждайте меня, что я должен сражаться этой железякой!
— Ничего-ничего! Освоитесь... Обратите внимание: меч ведь сделан и не из железа, и не из бронзы. То есть — все лучшее Персею!
— Благодарен от всей души. Но...
— Конечно, на более поздних вазах... — Профессор, похоже уже никак не мог остановиться. — На этих вазах, особенно краснофигурных, гарп Персея изображен в виде серпа. Но на более ранних, на чернофигурных, он выглядит как совершенно прямой меч. Так, по-видимому, и должно быть! Поскольку именно такой, прямой, меч и принес мне Гермес. Принес, чтобы я хранил его до прибытия Персея.
— Кстати, о прибытии. — Это была Энн; она стояла в дверях хижины. — Поезд 8.45 прибывает на второй путь. Так что лучше отойдите!
Они подняли головы и увидели Гермеса, спускавшегося с голубого неба несколько быстрее, чем обычно.
К его поясу был подвешен странной формы объемистый сверток. Как только его ноги коснулись земли, он сразу же зашагал к ним.
— Он готов? Надеюсь, потренировался с оружием?
— Собственно говоря... — Профессор смущенно потер лоб. — Он только начал. Вы прилетели слишком рано, Гермес. Не следует забывать: эти люди прибыли только вчера вечером.
Золотолицый человек рассеянно кивнул, затем нагнулся и принялся развязывать свой сверток.
— Да-да... К несчастью, обстоятельства изменились. В течение ближайших суток Горгоны предпримут последнюю попытку одержать победу. До полуночи Медуза должна быть убита.
— Я не хочу! — буквально взвыл Перси. — Нельзя же так просто выдергивать человека из нормальной, привычной обстановки и требовать от него, чтобы он... чтобы...
— Насколько я помню, — с расстановкой произнес Гермес, оборачиваясь к нему и держа на весу металлические сапоги, — я уже выдернул тебя из нескольких весьма щекотливых ситуаций. Вряд ли ты привычно и нормально чувствовал себя в подземной темнице. И наверняка почувствовал бы себя еще хуже на другой день, в некоем большом котле, который я уничтожил. Затем тебя ожидала встреча на арене...
— Перси имеет в виду... — смущенно начал профессор Грэй, — он лишь хотел сказать, что только начал приспосабливаться к своему нынешнему положению. Начал — психологически. Физически же... Пока что он не может даже взмахнуть этим мечом.
— С такими трудностями мы справимся, — пообещал олимпиец. — Держи свои сапоги. Если потрешь их друг о друга — вот так! — то станешь двигаться в двадцать раз быстрее. Надевай их и выпей-ка вот это.
Перси с сомнением натянул сапоги, которые должны были в двадцать раз ускорить его движение. Подошвы неприятно завибрировали.
Еще более неуверенно он глотнул какой-то жидкости из сосуда, напоминавшего пробирку. И едва не скорчился, когда напиток взорвался у него в желудке, словно ракета.
— Ого! Сильнейшая штука!
Гермес самодовольно ухмыльнулся.
— Погоди! Тебе еще предстоит узнать ее истинную силу... А теперь я хочу, чтобы ты поднял меч, Перси. Чтобы ты понял, насколько стал сильнее. Да что там! Теперь ты уже так силен, что я не удивлюсь, если увижу, как ты закрутишь им над головой — закрутишь, словно сухой веточкой.
Перси нагнулся и с довольно глупой ухмылкой взялся за меч. Отлично, что Гермес старается вдохновить его. Но разве Перси не знает своих возможностей? Ведь меч для него явно тяжел. Тяжел, как...
Но меч вдруг оказался совсем легким! Безо всякого труда можно было его поднять и размахнуться. Перси так и сделал, с восхищением ощущая силу мышц.
— Великолепно! — выдохнул профессор Грэй. — Уважаемый Гермес, так что же — в этом сосуде сказочный нектар, напиток богов?!
— Да, некоторым образом, — небрежно отозвался посланец. — Некоторым образом... Итак, все готово, Персей! Собирай свое снаряжение и — в путь...
Все последующее происходило, как в тумане. Перси заметил, что с трудом воспринимает последовательность событий. Например, несколько раз появлялся Энн и сердито говорила какую-то чепуху профессору Грэю, который казался очень смущенным. Потом, — как раз в тот момент, когда она собиралась броситься Перси на шею, — Гермес взял его за руку, и они взлетели. В голове у него сразу несколько прояснилось. Они мчались под облаками на юг, над морем, испещренным точечками островов.
— Почему, — спросил Перси, — почему же вы, обладая столь невероятными возможностями, не выступите против Горгоны сами?
— Потому что... Нельзя искажать пророчество. Легенда о Персее должна осуществиться любой ценой, — сквозь зубы процедил Гермес, с тревогой вглядываясь в даль.
Не удовлетворенный таким ответом, Перси начал размышлять, есть ли в этом вообще какой-нибудь смысл. Слова Гермеса, как и многое другое, что ему довелось недавно услышать, звучали так, словно крупицу правды добавляли лишь для аромата — добавляли в большой, кипящий котел бессмыслицы.
«Вероятно, я чувствую себя так из-за напитка», — решил
