— Знаешь, — сказала Дрю мягко, и голос ее дрогнул, — мы решили назвать ребенка именем кого-то из ваших родителей. Если будет девочка, то Кларисса, а если мальчик, то Шон.
Я не хотела разреветься при ней. Не хотела.
— Они будут счастливы, — прошептала я. — То есть уверена, что они были бы счастливы.
— Значит, ты не против? — спросила Дрю, убрав руку с живота и взяв одеяльце из синели.
— Почему я должна быть против?
Дрю принялась скручивать и раскручивать бахрому на одеяльце.
— У тебя же тоже когда-нибудь появятся дети. Не знаю, может, и тебе захочется… — улыбнулась она.
— У меня? Ни за что, — ответила я, попытавшись рассмеяться, но не смогла. Единственно возможные дети в моей жизни — это племянники, которые будут навещать свою одинокую тетушку, живущую в крохотном домике с тридцатью кошками. А возможно, еще и с мертвецами. Я попыталась улыбнуться, но у меня ничего не вышло. — Не думаю, что когда-нибудь выйду замуж, а уж дети… Хочу я их или нет? Это все… для нормальных людей. Не для таких, как я.
Дрю отложила одеяльце и сжала мою руку, пытаясь подбодрить меня:
— Томас сказал, что ты опять начала их видеть.
— Дурные вести быстро распространяются.
У меня скрутило живот. Я высвободила руку и снова повернулась к кровати, чтобы все-таки найти среди крошечных одежонок скрывающийся от меня носок с желтым цыпленком.
— Может, они не такие уж и дурные. Может, это просто счастливый случай, выпавший в самое нужное время. Томасу всерьез кажется, что Майкл сможет тебе помочь.
— А может, и окажется таким же шарлатаном, как и все остальные. — Или еще хуже. После нашего первого разговора я стала возлагать на него огромные надежды, а теперь я и не знала, что думать. — А как вы его нашли?
Дрю пожала плечами и достала из пакета еще одну стопку детских вещей:
— Тебе лучше спросить об этом у брата. И не надо менять тему.
— Какую тему?
— Мы говорили о твоем будущем. О твоем счастье. — Дрю яростно скомкала пакет из коричневой бумаги и бросила его на пол. — Ты умеешь сострадать, ты одна из самых щедрых женщин, которых я знаю, а значит, ты станешь прекрасной матерью, если только захочешь. Ты многое можешь дать. Не принижай себя, не зарывайся в землю, живи!
Я застыла, выжидая, когда рак на горе отсвистит. Раньше Дрю никогда не кричала.
— Прости. — Она прикрыла рот рукой. — Я не сдержалась. Прости.
— Все в порядке. Я… спасибо. Спасибо тебе за все. — Я замолчала, сжала губы и принялась отчаянно моргать. — Я знаю, что ты будешь великолепной мамой. Потому что ты была как мама и для меня. Спасибо тебе за это.
На этот раз слезы все же пролились. Я схватила майку-слюняйку и прижала ее к груди.
— По-моему, не налезет. Побольше у них не было? — Дрю рассмеялась, как я и рассчитывала, и я решила воспользоваться этой возможностью, чтобы сменить тему: — Похоже, ты уже достала все из пакетов. Все ли детские вещи ты сочла подходящими?
Она кивнула, поспешно стряхивая слезы со щек, и снова принялась за дело:
— Поможешь снять бирки, чтобы все можно было постирать?
— Конечно. Я даже не знала, что для детей отдельные моющие средства выпускают. — И я передала Дрю бутылку с изображением спящего младенца.
— Я тоже. — Она рассмеялась. — Еще многое предстоит узнать. Здорово, правда?
— Да.
К тому моменту, как мы закончили, на полу собралась целая гора бирок и крошечных пластиковых вешалок, я запихала все это в пустой пакет и отнесла в мусорный контейнер. Отряхнув руки, я побежала вверх по лестнице и уткнулась в мускулистую грудь Майкла, чуть не потеряв равновесие.
Но он не дал мне упасть, схватив меня за плечи. Я поспешно отстранилась. В тот момент даже не хотелось вспоминать о том, что происходит, когда мы касаемся друг друга.
— Привет, — поздоровался он, потом перевел взгляд с моего лица вниз и сунул большие пальцы рук в карманы джинсов.
Я скрестила руки на груди, обошла Майкла и пошла дальше вверх, злясь, что он испортил мне настроение.
— Эмерсон, погоди.
Я слышала, что он шел за мной, отставая на две ступеньки, потом я обернулась и облокотилась на перила. Наши глаза оказались практически на одном уровне.
— Что? — протянула я, стараясь сделать вид, будто мне скучно, но все же в конце мой голос дрогнул.
— Насчет вчерашнего… По поводу «Песочных часов»… Я, к сожалению, не могу объяснить.
— Почему не можешь?
Он потер ладонями лицо:
— Просто не могу.
Я раздраженно фыркнула, снова повернулась и пошла вверх. Майкл попытался схватить меня за руку, но я ее вырвала и резко развернулась к нему.
— Почему? Я не в курсе того, что происходит, поэтому я не должна лезть не в свое дело, так ты сказал? — Моя верхняя губа изогнулась в усмешке.
— Все намного сложнее.
Похоже, эта фраза у него собиралась стать коронной, отчего мне ужасно захотелось двинуть ему по ноге.
— Нет.
— Что?
— Нет. — Руки сжались в кулаки, хотелось уже не просто пнуть Майкла, а как следует отмутузить — я злилась на него, особенно из-за того, что до вчерашнего инцидента в спальне я ему доверяла. — Я буду лезть, куда захочу. Ты появляешься и заявляешь, что понимаешь меня и что я должна тебе доверять. А правду не говоришь.
— Эмерсон, я честен с тобой, насколько это возможно, поверь мне, — сказал он, поднимая руки вверх.
— Быть не полностью честным — это все равно что врать.
— Я не вру, — сказал он. На лбу у него начала пульсировать вена.
— А я думаю, врешь, — с вызовом произнесла я.
— Нет. Но я страшно расстроен.
Майкл протянул ко мне руки, подхватил под локти, развернул и поставил на ноги.
— А кто в этом виноват? — крикнула я, глядя на его удаляющуюся напряженную спину — он пошел наверх. — Не я. Может, тебе все же следует сказать мне о том, чего я, по твоему мнению, не вынесу? Об этом ты не думал?
Но тут хлопнула дверь — я разговаривала с пустотой.
На следующее утро я зашла в «Закон Мерфи», чтобы выпить немного бодрящего напитка и поболтать с Лили. Как-то я стала регулярно недосыпать, к сожалению. Я даже задумалась о том, чтобы выпить ромашкового чая. Он вроде как успокаивает, а мне это было необходимо.
За прилавком стояла сама Лили. Завидев меня, она озвучила мой стандартный набор:
— Двойной кубанский и самый огромный эмпанадас.
— Ромашковый чай?
— Ага.
Лили не дала мне заплатить, так что я сунула деньги в кувшинчик, предназначавшийся для чаевых, и направилась к низкому оранжевому креслу у окна. За окном мужчина в штанах цвета хаки и футболке с логотипом ландшафтной компании извлекал цветущие летом однолетние растения из расставленных на улице вазонов. Вместо них он вставлял горшки с анютиными глазками темно-малинового и пурпурного цвета двух разных оттенков. Рядом с ним стоял двойник Дэви Крокета, его ноги растворялись в кашпо. Рябчики не особо хорошо сочетались с объектами этого мира. Я была рада, что Дэви все же выходец из прошлого, а не человек со странной манерой одеваться.
