— Есть соображения, что именно?
— Зачем мне гадать, когда она, надо думать, все сообщит тебе прямо.
— Ты действительно так полагаешь?
— У тебя преимущество перед любым другим, ведь ты ее сын.
— И уязвимость — по той же причине.
— Все же она охотнее расскажет тебе, чем кому-либо еще.
— Кроме, возможно, Юрта.
— Почему ты так считаешь?
— Она всегда любила его больше.
— Смешно, я слышал, как он говорил то же самое о тебе.
— Ты часто его видишь?
— Часто? Нет.
— Когда в последний раз?
— Около двух циклов назад.
— Где он?
— Здесь, во Дворе.
— У Всевидящих? — Передо мной предстала картина: Юрт присоединяется к нам за обедом. Не хотелось, чтобы мать подложила мне такую свинью.
— Думаю, на одном из окольных путей. Он довольно скрытен в отношении своих передвижения… и местопребывания.
Имелось где-то порядка восьми известных мне резиденций на окольных путях к пределам Всевидящих. Выслеживать Юрта по этим тропинкам, которые еще и ведут глубоко в Тень — не так-то просто. Не то чтобы я так уж стремился этим заняться, по крайней мере не прямо сейчас.
— Что привело его домой?
— То же, что и тебя, — погребение, — сказал Мандор. — И все сопутствующее.
Все сопутствующее, разумеется!.. Если действительно существует заговор с целью посадить меня на трон, то не следует забывать, что Юрт — вольно или невольно, успешно или безуспешно — будет идти за мной по пятам.
— Мне придется убить его, — вслух размышлял я. — Не хочу. Но он не дает мне выбора. Рано или поздно Юрт поставит нас в такое положение, где место останется только одному.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Чтобы ты знал мои чувства по этому поводу и мог использовать возможные остатки своего влияния, дабы склонить его найти себе какое-нибудь другое увлечение.
Мандор покачал головой:
— У меня давным-давно нет на Юрта никакого влияния. Дара, похоже, единственная, к кому он прислушивается… Хотя подозреваю, что он по-прежнему боится Сухая. Скоро ты сможешь обсудить этот вопрос с матерью.
— Это единственная тема, которую никто из нас не станет с нею обсуждать.
— Почему бы и нет?
— Потому. Мать все всегда понимает превратно.
— Не хочет же она, чтобы ее сыновья убили друг друга.
— Конечно, нет, но я не знаю, как ее вразумить.
— Советую отыскать способ. Я бы ухитрился не оставаться наедине с Юртом, если ваши дорожки все-таки пересекутся. А если это случится при свидетелях, то так, чтобы они видели: первый удар нанес не я.
— Принято, Мандор, — сказал я.
Какое-то время мы сидели молча. Затем он промолвил:
— Обдумай мое предложение.
— Насколько я понял его, — отозвался я.
Он нахмурился:
— Если у тебя есть какие-то вопросы…
— Нет. Я обдумаю.
Он встал. Я тоже поднялся. Жестом Мандор очистил стол, затем повернулся и направился к выходу. Я последовал за ним из бельведера и через двор к тропе.
После прогулки мы оказались в его наружном рабочем кабинете, он же приемная. Когда мы направились к выходу, Мандор сжал мне плечо.
— Итак, увидимся на похоронах.
— Да, — сказал я. — Спасибо за завтрак.
— Между прочим, как тебе эта леди, Корал?
— О, вполне ничего, — произнес я. — Она довольно… мила. А что?
Он пожал плечами:
— Обычное любопытство. Я беспокоился о ней во время ее злоключений, и теперь мне интересно, много ли она значит для тебя.
— Достаточно того, что она доставляет мне массу хлопот.
— Ясно. Хорошо, если будешь говорить с ней, передай мои наилучшие пожелания.
— Спасибо, обязательно.
— Позже продолжим наш разговор.
— Да.
Без лишней спешки я отправился в путь. До того, как ступить в пределы Всевидящих, у меня еще оставалась масса времени.
Дойдя до дерева в форме виселицы, я сделал передышку. Минутное раздумье, и я свернул налево, держась тропинки, поднимающейся среди темных скал. Ближе к вершине я шагнул прямо во мшистый валун и вышел под легкий дождь на песчаную отмель. Я бежал через поле, лежащее передо мной, пока не достиг векового дерева, под которым находился круг фейри. Я ступил в центр круга, сотворил двустишие, срифмованное на моем имени, и погрузился в землю. Когда погружение завершилось и мгновенная тьма рассеялась, я был у сырой каменной стены, глядящим вниз, в глубь панорамы надгробий и монументов.
Небо целиком затянуло тучами, гулял холодный ветер. Было ощущение сумерек, но я не мог сказать, утренних ли, вечерних. Место выглядело в точности так, каким я его запомнил: потрескавшиеся мавзолеи, затянутые плющом осыпавшиеся каменные ограды, тропинки, блуждающие под высокими темными деревьями… Хорошо знакомыми тропами я двинулся дальше.
В детстве здесь было мое любимое место для игр. В течение дюжины циклов я почти ежедневно встречался с девочкой из Тени. Ее звали Ранда. Пробираясь сквозь поросшие мокрым кустарником груды костей, я наконец приблизился к разрушенному мавзолею, где мы играли в домик. Распахнув провисшие ворота, я вошел внутрь. Ничего не изменилось, и усмешка невольно тронула мои губы. Треснувшие чашки и блюдца, потускневшая утварь — все по-прежнему свалено в углу, все в пятнах сырости. Я обмахнул постамент для гроба, служивший нам столом, и сел. Однажды Ранда просто не пришла, а потом перестал приходить и я. Я не раз гадал, какой же она стала, когда выросла…
Я вспомнил, что оставил ей записку под расшатанной плитой пола. Меня заинтересовало, нашла ли она письмо.
Я поднял камень. Мой грязный конверт все еще лежал здесь нераспечатанным. Я вытащил его, отряхнул; оттуда выскользнул сложенный листок.
Я развернул его и принялся читать мои детские каракули: «Что случилось, Ранда? Я ждал, а ты не пришла». Ниже, куда более аккуратным почерком, было приписано: «Я больше не смогла приходить, потому что мои родственники говорят, что ты демон или вампир. Мне очень жаль, потому что ты самый славный демон или вампир, которого я знаю».
Такого я никогда не предполагал. Поразительно, до чего можед дойти взаимное непонимание.
Я еще немного посидел, вспоминая детство. Здесь я учил Ранду игре в пляшущие кости… Я щелкнул пальцами, и наша заколдованная груда костей, лежащая посреди дороги, зашуршала, будто потревоженные листья. Мои юношеские чары все еще были в силе; кости покатились вперед, складываясь в пару скелетов, и начали свой короткий неуклюжий танец. Они кружили друг против друга, с трудом удерживаясь в фигуре, рассыпаясь на части, тряся паутиной; свободные же кости — запасные — подпрыгивали вокруг. Соприкасаясь, они чуть слышно щелкали. Я запустил их быстрее.
