— Да что же это?! — простонал Павел Константинович и, спустив ноги с кровати на пол, сел. Бросил взгляд на закрытую дверь смежной комнаты, где спала жена — они уже полтора года спали порознь. Сейчас это было даже на руку. Не стоит ей видеть кровавое пятно на паркете.
Он посидел так минут пять, глядя в окно. Тучи расходились, и день обещал быть солнечным. Давно пора. Сквозь рваные окна в облачном массиве смотрели утренние звезды. Город сонно гудел, по большей части он еще спал. Но вот шум машины на шоссе, где-то залаяла собака. Далекий стук колес электрички, отходящей от вокзала на краю Верхнего города. И никакого леса, никакой ночной охоты.
Источник крови он нашел довольно быстро. Рваная рана на нижней губе, наверное, он сам ее и прикусил, пребывая в сновидениях. Сейчас кровь уже не текла, а ранка покрылась шероховатой корочкой.
«Ну, даешь ты, Павел Константинович, сам себя искусал», — подумал Мартиков, постепенно успокаиваясь.
Неслышно он проскользнул в ванную и, стащив оттуда половую тряпку, тщательно затер следы конфуза. Кровь еще не успела засохнуть и потому убиралась довольно легко. Закончив работу, он полюбовался на результат: паркет чистый и гладкий.
Спать ему больше не хотелось, свет нового дня вселил в него бодрость (а еще не хотелось думать о том, что сны могут вернуться, стоит лишь закрыть на пятнадцать минут глаза), и потому Мартиков решил прогуляться, пройтись по пустынным улицам, глотнуть бодрящего утреннего воздуха. Потому он бодро оделся, тщательно застелил кровать, напевая при этом некую песенку. А потом, облачившись в испачканный грязью плащ, вышел из дома.
Его жена так и не проснулась.
На улице было сыро, промозгло. Солнце только вставало над горизонтом, но робкий оранжевый свет зари надежно скрывала серая завеса туч. Народу почти не было, еще бы — кто захочет променять теплый уют своей квартиры на эту дождливую сырость?
Мартикову подумалось, что неплохо было бы забрать свою машину, что так и стояла на стоянке у «Паритета». Почему он бросил ее вчера? Ах, да, Долг и Срок — теперь они представлялись ему уродливыми кривоногими карликами, сгорбленными, с круглыми вытаращенными глазами, похожие друг на друга в своей безобразности.
Шлепая по лужам, он пересек Верхний город и, под неприветливым взглядом ночного сторожа фирмы, проследовал на стоянку. Машина у Мартикова была хорошая — бутылочного цвета «Фольксваген пассат» последней серии. Сейчас она одиноко обреталась под окнами фирмы, укоризненно поглядывая на хозяина глазами-фарами. Павел Константинович улыбнулся с сумасшедшинкой, но тут ему подумалось, что автомобиль, наверное, тоже придется отдать в счет мерзавца Долга, и улыбка угасла.
С застывшим лицом он выехал со стоянки и поехал по Покаянной улице, бездумно глядя, как дворники смахивают со стекла утреннюю морось.
Когда он повернул с Покаянной на Большую Зеленовскую, это случилось снова. Большая Зеленовская улица вела в центр города и потому имела более-менее гладкое покрытие, это была одна из немногих городских улиц, на которых можно было прилично разогнаться, что бывший старший экономист и сделал.
На середине трехполосного шоссе он повстречал собаку. Крупную сильную восточноевропейскую овчарку чепрачного окраса. Молодой дурной пес выскочил на дорогу, не обращая внимания на предостерегающие крики хозяина, и неожиданно очутился прямо перед автомобилем Мартикова. Павел Константинович среагировал моментально, выворачивая руль и прижимая тормоз, действуя не раздумывая, как любой водитель с многолетним стажем. А потом в его сознании вдруг произошел раскол. Раскрылась вчерашняя трещина и поделила разум водителя на две совершенно разные половины.
Эти две части объединяло лишь общее тело, желания и устремления у них были совершенно разные. Одна из них все еще хотела остаться прежним Мартиковым, быть добрее, человечней и вывернуть резко руль, чтобы обойти замершее в свете фар живое создание. Пусть потом случится суд, пусть отберут эту машину и он останется ни с чем, пускай, зато эта молодая глупая тварь будет по-прежнему радоваться жизни. А вместе с ней и ее незадачливый хозяин.
Нога придавила тормоз, и колеса добротно выполненной немецкой иномарки тут же откликнулись блокировкой, шины сначала зашуршали по мокрому асфальту, а потом нагрелись и, испарив влагу, пронзительно взвизгнули.
Вторая часть Мартикова с ненавистью смотрела через Большой Каньон на первую. Она хотела только одного — давить. Эта была та часть, тот злобный двойник, что заставил своего хозяина напасть вчера на грабителей. Это он думал об убийстве, и ему снились сны с кровавой охотой. Для этой темной сущности не было ничего слаще, чем ударить пса бампером, так, чтобы его подкинуло и отшвырнуло метров на десять вперед, а потом поддеть на крыло, превращая собаку в сочащийся кровью труп, в котором не осталось ни единой не переломанной кости.
Мартиков усмехнулся дико, глаза его вылезали из орбит. Нога в дорогом, хотя и измазанном грязью ботинке отпустила тормоз и крепко придавила газ. Колеса прекратили скольжение, освобожденно крутнулись, разгоняя машину еще быстрее. Пес в ужасе замер как раз посередине прерывистой разделительной полосы, свет габаритов отразился у него в глазах, и зрачки на миг вспыхнули зеленым.
Но сидящий за рулем человек вовсе не хотел убивать пса, не хотел, чтобы он погибал под колесами. Это было... это было неправильно, как неправильны были желания второй половины, что стояла по другую сторону каньона. Мартиков попытался снять ногу с газа и не смог — ведь если он сбросит газ, есть шанс не зацепить животное, и оно уйдет живым!
— Нет, господи, нет! — заорал Павел Константинович, срывая голос.
Так и не отпустив газ (а он не мог это сделать, разрываемый на части двумя прямо противоположными желаниями), он изо всех сил крутнул влево руль, сделав это в самый последний момент, когда до собаки оставалось метра два.
Пес спас себя сам, он преодолел столбняк и кинулся вправо к хозяину, что в почти истерике выкрикивал раз за разом его кличку.
Машина по касательной ударила собаку, отшвырнула ее в сторону и пронеслась мимо, обдавая животное едкими запахами бензина и горелой резины. Овчарка упала на бок, воздушные потоки бешено трепали ее шерсть. Хозяин уже бежал к своему питомцу, на его лице была растерянность и зарождающиеся ростки горя. Однако пес встал и довольно бодро поковылял ему навстречу. Для него все закончилось благополучно.
Но не для Мартикова. Для Мартикова все, похоже, только начиналось.
На перекрестке Большой Зеленовской с Центральной улицей он чуть не врезался в черный блестящий «сааб», и успел затормозить только в самый последний момент. Тормозные колодки его машины еще с полминуты светились нежно-розовым светом. Проехав полкилометра по Центральной и свернув на Зеленовскую Малую, Павел Константинович остановился и, бросив машину, пошел к реке. Сознание его мутилось и напоминало широкую воронку водоворота, в котором стремительно крутились бессвязные обрывки воспоминаний, мешаясь с фрагментами ничего не значащих мыслей.
